Пропасть Искупления - читать онлайн книгу. Автор: Аластер Рейнольдс cтр.№ 74

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – сказал Куэйхи. – Сейчас мне, как никогда, нужна эффективно работающая служба крови. Я теряю свою религию.

Собственная вера настоятеля несла серьезный урон. У него выработался иммунитет к чистому штамму, с которым он прибыл на борт «Гностического восхождения». Одной из задач службы крови был поиск штаммов-мутантов, способных воздействовать на Куэйхи. Грилье не предавал этот факт гласности, но в последнее время находить такие штаммы ему удавалось с большим трудом.

В данный момент Куэйхи переживал очередное ослабление веры. В промежутках между приступами он никогда не говорил о своей проблеме. Вера и Куэйхи – это же, в сущности, одно целое. Но снова и снова он начинал думать о своей религии как об искусственном продукте химических реакций.

Подобные интерлюдии всегда пугали Грилье. Переживая упадок духовных сил, Куэйхи становился несговорчивым и непредсказуемым. Врачу вспомнился загадочный рисунок на витражном окне. Нет ли тут связи?

– Скоро вы будете как огурчик, – пообещал он.

– Уж постарайтесь. Надо вернуть меня в строй, Грилье, потому что у нас проблемы. С Гор Гулльвейг сообщают о сходе ледяных лавин, на этом участке Пути движение остановлено. Нам, как всегда, надо расчищать дорогу. Но боюсь, даже применив Божественный Пламень, мы все равно отстанем от Халдоры.

– Мы всегда преодолевали трудности, настоятель. Справимся и теперь.

– Если остановимся надолго, понадобятся крайние меры. Я хочу, чтобы машинное отделение было готово исполнить любые мои распоряжения, сколь бы абсурдными они ни казались.

Ложе вновь наклонилось, его отражение разбилось на куски, а затем восстановилось в движущихся зеркалах. Они были установлены так, чтобы направлять свет Халдоры прямо в лицо Куэйхи: в каком бы положении он ни находился, газовый гигант всегда пребывал перед его глазами.

– Самые нелепые приказы, Грилье, – повторил он. – Вы понимаете, о чем я?

– Пожалуй, – кивнул Грилье.

Потом он подумал о крови и мостах. И о девушке, которую собирался доставить в собор. Не случится ли так, что тем самым он приведет в действие машину, которую невозможно будет остановить?

«Но настоятель не сделает этого, – сказал себе Грилье. – Не совсем же он спятил, в конце-то концов. На планете не сыщется безумца, который прикажет вести „Пресвятую Морвенну“ по мосту над Пропастью Искупления».

Схема внутренних помещений «Ностальгии по бесконечности» представляла собой длинный свиток мятой пожелтевшей бумаги, с одной стороны прижатый ножом Крови, с другой – тяжелым серебристым шлемом, найденным Пэлфри в мусоре. Свиток был покрыт густой сеткой карандашных и чернильных линий. Кое-где линии убирали и рисовали; в этих местах бумага протерлась почти до дыр.

– Поточнее схемы нет? – спросил Кровь.

– Уж какая есть, – ответила Антуанетта. – Всяко лучше, чем ничего.

За последнюю неделю свинья это слышал, пожалуй, сто раз.

– Ладно. И о чем это нам говорит?

– О проблеме. Вы расспрашивали Пэлфри?

– Нет, им занимается Скорп.

Антуанетта дотронулась до оттягивавшей ее мочку грозди украшений.

– Я тоже с ним потолковала. Хотела понять обстановку. Практически все в насосной бригаде убеждены, что капитан является все чаще и обставляет это все оригинальней.

– И что с того?

– У нас тут отмечены места последних явлений капитана. Их добрая дюжина, и я склоняюсь к мысли, что рабочие не врут.

Свинья прищурился; в скупом освещении конференц-зала его глаза плохо различали карандашные пометки. Он не любил карты и схемы еще с тех времен, когда под началом Скорпиона орудовал в Городе Бездны. Там такие вещи были, в общем-то, не нужны. «Если тебе в наших краях вдруг понадобилась карта, – часто говаривал Кровь, – значит ты здорово влип».

Но эта схема была важной. Она изображала «Ностальгию по бесконечности», тот самый шпиль над морем, внутри которого они с Антуанеттой Бакс сейчас находились. На ней корабль представлялся конусом, хитроумно сплетенным из горизонтальных и вертикальных линий: настоящий обелиск, покрытый наползающими друг на друга иероглифами. Линии отмечали уровни, сообщающиеся шахты и основные перегородки. Огромным трюмам соответствовали пустоты без каких-либо обозначений.

Высота корабля составляла четыре километра, и поэтому на схеме не было места даже для крупных, с точки зрения человека, деталей. Отдельные помещения сопровождались надписями лишь в тех случаях, если играли исключительно важную роль. Да и сам процесс составления схемы, в сущности, был пустой тратой времени. Медленная перестройка корабельного нутра – полностью вне контроля человеческого экипажа – за последние десятилетия свела на нет все подобные попытки.

Хватало и других сложностей. Верхние уровни корабля были нанесены на схему более или менее точно. Ими часто пользовалась команда, и казалось, из-за постоянного присутствия там людей корабль почти не меняет свое устройство в этой части. Но на нижние уровни, в особенности под урез окружающей воды, ремонтные бригады спускались неохотно. Поскольку тамошние помещения оказывались нисколько не похожими на то, что техники ожидали увидеть. Эти нижние уровни непрестанно видоизменялись согласно каким-то тошнотворным биологическим архетипам, что делало их картирование бессмысленным. Кровь побывал внизу, в тех помещениях над уровнем моря, которые подверглись наибольшим изменениям, и эта экспедиция была сродни путешествию по опасному лабиринту карстовых пещер.

Но не только внутренности корабля представляли собой загадку. Готовясь сойти с орбиты, «Ностальгия по бесконечности» изменилась в корме, сделав свой торец плоским. В сопровождавшей посадку суматохе толком проследить за этими изменениями не удалось. Поскольку нижние километры корабля, включающие пару гондол с сочленительскими двигателями, ушли под воду, узнать в ближайшее время, как теперь выглядит корма, не представлялось возможным. Подводники погружались на несколько сот метров, но их отчеты добавили мало нового к уже известному. Сенсорное исследование позволило продвинуться глубже, но полученные в результате расплывчатые очертания свидетельствовали только о том, что подводная часть корабля более или менее цела. На важнейший вопрос, смогут ли двигатели вновь заработать, ответа пока не было. Благодаря своей нервной системе, сросшейся с бортовой техникой, капитан, конечно же, знал о полетной готовности корабля. Но Бренниген молчал.

Молчал до последнего времени.

Красный карандаш Антуанетты отметил звездочками все места последних появлений Джона Бреннигена, в которых она была уверена. Кровь читал даты и другие пометки – имена свидетеля или свидетелей, характер явлений. Он то задумчиво постукивал по схеме рукояткой ножа, то легонько водил по ней лезвием, чертя круги и дуги вокруг карандашных записей.