– У вас хватает легкомыслия подтрунивать над этим?
– Шутки дурного тона, хотите вы сказать? –
невесело усмехаясь, уточнил Марк. – Так вот вам правда: я в панике. А что
касается старого Джеффа, то ему лучше сейчас перенести смерть Руби, чем
впоследствии раскусить эту маленькую плутовку.
– На что вы намекаете?
Марк хитровато подмигнул:
– А куда она улизнула ночью? Держу пари, на свидание с
любовником. Джефф не вынес бы такого разочарования. Узнать, что она смеется за
его спиной, что она вовсе не беззащитная невинная девочка… н-да, мой тесть –
большой оригинал. Он прекрасно владеет собой, но уж если сорвется – берегись!
Сэр Генри с внезапным любопытством посмотрел на него:
– Так вы что, любите своего тестя?
– Представьте, очень даже. Хотя, конечно, и разобижен
на него. Сейчас объясню. Конвей Джефферсон обожает всеми нами распоряжаться и
всех подавлять. Поневоле приходится плясать под дудку милейшего деспота! –
Марк помолчал и сказал совершенно серьезно: – Я любил свою жену. Ни одна другая
женщина не пробудит больше подобных чувств. Розамунда была для меня как
смеющийся цветок под солнцем… Когда она погибла, я чувствовал себя боксером,
которого безжалостно нокаутировали. Но… судья слишком уж долго отсчитывает
секунды! Я нормальный мужчина, меня влекут женщины. Хотя я вовсе не рвусь к
новой женитьбе. Разумеется, втихомолку не лишаю себя развлечений. А вот для
бедной Адди все по-другому. Она чертовски милая женщина! Для многих и многих лакомый
кусочек. Стоит ослабить ей узду, и она мгновенно выскочит замуж за
какого-нибудь счастливчика. Но старому Джеффу угодно в ней видеть плакальщицу
по Фрэнку. Он буквально загипнотизировал ее прошлым! Сам этого не понимая, он
держит нас в тюрьме. Я-то мало-помалу выбрался на волю, но Адди взбунтовалась
лишь теперь. Старик был этим шокирован, его мир зашатался. В результате
возникает Руби Кин!
Он продекламировал с пафосом:
Под гробовой доской она.
А мне – и солнце, и трава!
Уж не плеснет
В стакан вина.
Плутовка милая мертва!
Пошли, Клиттеринг, промочим горло?
«Ничего удивительного, что Марка Гэскелла подозревают во
всех смертных грехах», – со вздохом подумал сэр Генри.
Глава 30
Доктор Меткалф считался наиболее авторитетным среди врачей в
Дейнмуте. У постели больного он не напускал на себя излишней важности, а
старался облегчить страдания. Он был среднего роста, с приятным тембром голоса.
Внимательно выслушав начальника полиции Харпера, ответил на его вопросы
убедительно и точно.
– Значит, можно принять версию миссис
Джефферсон? – сказал Харпер.
– Вполне. Здоровье ее свекра подорвано. Последние годы
он безжалостно расточал свою внутреннюю энергию, стремясь жить как все.
Полностью лишал себя отдыха. Никакой размеренности режима, на чем настаивали и
мои коллеги. В общем, мистера Джефферсона можно сравнить с отработанным
мотором. Сердце, легкие, сосуды – все в самом плохом состоянии.
– Он пренебрегал врачебными советами?
– Полностью. Но можно ли его порицать? Конечно, это не
для ушей моих пациентов, но я лично предпочитаю сгореть, а не заржаветь. На
таких курортах, как наш Дейнмут, встречаешь массу больных, которые впадают в
панику от малейшего нарушения режима и как чумы боятся микробов и сквозняков.
Короче, до смешного цепляются за свою скучную жизнь! А стоит ли?
– И я такого же мнения, – согласился
Харпер. – Что ж, подведем итоги. Конвей Джефферсон на вид кажется крепким…
– Дело в том, что до катастрофы он был хорошо
тренирован и сохранил силу в плечах и руках. Кресло на колесах передвигает
очень легко. Но от кресла до кровати добирается на костылях.
– А протезы невозможны?
– Нет. Поврежден позвоночник.
– Итак, у Джефферсона крепкие мышцы, и ему кажется, что
он здоров. Однако его сердце изношено. Любое чрезмерное напряжение, шок,
внезапный испуг могут убить его. Так?
– В основном да, – ответил врач. – Постоянное
напряжение истощает нервную систему, усугубляя болезнь сердца. Маловероятно,
что физическое усилие убьет его. Но вот душевное потрясение может окончиться
для него катастрофой. Поэтому я и предупредил семью.
Харпер спокойно заметил:
– Уголовное дело, которое мы сейчас расследуем, нанесло
ему удар, тяжелее которого быть не может. Тем не менее он жив.
Доктор Меткалф пожал плечами:
– Если бы вы обладали моим опытом, мистер Харпер, вы бы
поняли, что смерть не докладывает о своем приближении. Тот, кого должно было
убить волнение, справляется с ним. У организма есть не ведомые никому резервы.
К тому же в моей практике встречались случаи, когда оказывалось, что душевная
травма менее опасна, чем физический испуг. Я хочу сказать, что стук внезапно
захлопнувшейся двери может иметь для мистера Джефферсона более печальные
последствия, чем даже известие об ужасной гибели молодой девушки, которой он
покровительствовал.
– Чем это объяснить?
– Видите ли, против морального потрясения возникает
защитная реакция. Сначала несчастье оглушает, некоторое время человек просто не
может его постигнуть. А вот хлопнувшая дверь или шутник, который внезапно
появляется из стенного шкафа, вынырнувший навстречу автомобиль – все это
действует мгновенно. Есть такое выражение: сердце выпрыгивает из груди…
Начальник полиции Харпер медленно произнес:
– Выходит, что смерть мистера Джефферсона после гибели
танцовщицы могла кем-то ожидаться?
– Пожалуй, так. – Врач с любопытством посмотрел на
своего собеседника: – Неужели вы хотите сказать?..
– Я пока не знаю, что я мог бы сказать, – в
замешательстве ответил Харпер.
Глава 31
– Признайтесь, сэр, что смерть Руби Кин и ее
благодетеля вполне могли бы последовать друг за другом, – уже через
несколько минут убеждал Харпер сэра Клиттеринга. – Возможно, преступник на
это и надеялся? Двойная выгода: не успев изменить завещания, мистер Джефферсон
умирает, потрясенный гибелью своей любимицы. Неплохая работа?
– Вы думаете, он теперь изменит завещание?
– Вам об этом удобнее узнать, сэр. А каково ваше
мнение?
– У меня нет предположений. До появления Руби Кин я
знал, что мой друг собирался разделить свое состояние поровну между Марком
Гэскеллом и Аделаидой Джефферсон. Не вижу причин менять первоначальное решение.
Но… как знать?