«Зарубежный» с заглавной (применяется не всегда)
острожно (вместо «осторожно»)
во всей полноте (напр., «потерпел поражение во всей полноте», «этот план был задуман им во всей полноте»)
крестная дщерь
известены
поворот к плохому (вместо «к худшему»)
Время безотлагательно.
болезнь не подается медикаментозному лечению (возможно, единичная опечатка)
Автор часто предваряет отступления тире, но заканчивает запятой (напр., «Когда господин Окечукву упокоится — что неизбежно, у меня не останется никого».)
Мы мафия (тж. «я мафия»)
Мы найдем и убьем! тебя (использование восклицательных знаков посреди предложения)
вас (вместо притяжательного «ваш»)
И, разумеется:
тождество (вместо «торжества», но не наоборот)
Затем Лора занялась распечатками, которые дал Уоррен, начав с писем вождя Огуна. Поначалу расстроилась: стилистического сходства между ними и письмами отцу не обнаруживалось. Но вскоре оно вернулось, и Лора сообразила: пишет не один человек. В какой-то момент полковника Горчица передали кому-то другому.
Тому же самому ли, кто затравил отца и украл родительские деньги? Почти полное соответствие таблице — слишком много общего, не бывает таких совпадений. Лора углубилась в письма, полученные другими разводилами. После первого типового послания у каждого мошенника вылезали свои особенности стиля, свои излюбленные ошибки. А на письме якобы по уши влюбленного паренька некоему калифорнийскому разводиле у Лоры случился адреналиновый приход: «Мадам, мы должны сосредоточиться на деньгах, хоть я и предвкушаю торжество нашей страсти».
«Мадам», а не «мэм», «торжество», а не «тождество». Совсем другой человек.
Чем дольше затягивается переписка, тем труднее замаскироваться. Прячься сколько влезет за фальшивыми именами, за сетевой анонимностью; рано или поздно твое подлинное «я» раскроется.
В угловой квартире, в вышине над торговым центром Лора Кёртис принялась печатать:
Уважаемый вождь Огун,
Я пишу вам касательно полковника Горчица и его отчасти невнятного ответа на поступившее от вас деловое предложение. Увы, полковник Горчиц стареет, и разум его отнюдь не так остер, так был когда-то. Прошу в дальнейшем все письма полковника игнорировать. Вы можете работать напрямую со мной.
Искренне ваша…
Она замялась лишь на миг, затем дописала:
Мисс Пурпур
90
Ннамди терпеливо ждал, когда прекратится кашель. Амина, обхватив руками живот и опустив глаза долу, притворялась, будто не чует приторной вони гниющих фруктов, которую источал их досточтимый собеседник.
— Родня, значит, — пролепетал мистер Иронси-Эгобия. Сложил платок, прикрывая пятно, вперился в посетителей: глаза водянистые, белки пожелтели.
Ннамди ему улыбнулся — аж просиял:
— Родня, сэр.
Двадцать минут они исследовали генеалогические древа и дальних родственников, которые наделят Ннамди правом зваться родней. Все равно что вычерчивать маршрут между деревнями через всю Дельту в сумерках, однако им удалось — в конце концов путь привел из деревни матери Ннамди к тетке (седьмая вода на киселе), а затем в католический приют в Старом Калабаре.
Иронси-Эгобия полез в нагрудный карман пиджака — кремовый лен, недавно отутюженный, но уже помятый, — и извлек бумажник.
«Явился не запылился, смердит Дельтой, приволок брюхатую девку и в глаза мне пялится, как будто мы равные».
Мальчишка и ждать не стал — уселся без приглашения. А уважение где? Вот она, беда успешного человека в Нигерии: на тысячу миль вокруг повылазит всякая родня и рвань, выстроится, руку протянет, потребует крупицу незаслуженной награды.
Иронси-Эгобия улыбнулся:
— Счастливый, значит, денек. Когда меня забрали в Калабар, к иезуитам на воспитание, без имени даже, родня за мной не примчалась. Ни единая душа. Это иезуиты меня в Дельту привезли. А ты и не знал? В юности. Репатриировали. Это они так говорили. Но никому я не был нужен. А теперь я в Лагосе, богатый человек, и родня толпой в гости повалила. Да уж, счастливый денек. Итак. — Он вынул из бумажника пачку пятисоток. — Позвольте поприветствовать вас в Лагосе как полагается.
— Вы слишком добры, сэр.
Ннамди улыбнулся, но к улыбкам Иронси-Эгобия был нечувствителен.
— Тунде, подойди-ка.
Возникла худая фигура.
— Да, брат фармазон?
— Тунде, это мой родственник и его женщина. Найди им жилье. — И Ннамди: — Роскоши, увы, не предвидится. В Лагосе место на вес золота. — Он протянул Ннамди деньги, запихал бумажник в пиджак и поднялся. Аудиенция окончена.
Ннамди протянул руку. Иронси-Эгобия замялся, но пожал — предплечье к предплечью.
— Спасибо, брат, — сказал Ннамди.
— А иначе зачем семья?
Иронси-Эгобия отвернулся, но Ннамди его удержал.
— Извините. Не хочу быть обузой, брат. Но эта девушка — она надеялась завести ларек где-нибудь на рынке, сэр, на острове.
— Ларек?
— Да, сэр.
— На острове Лагос?
— Да, сэр. Мать говорила, вы можете пособить. Ларек с жилой комнатушкой. А я механик, довольно известный. Недавно сопровождал цистерну из Порт-Харкорта до самой Кадуны и назад, а это, сами понимаете…
— Ларек? На острове Лагос? — Иронси-Эгобия прямо чувствовал, как вздуваются вены на шее. Еле удержался, чтоб мальцу в табло не прописать. — Рыночный ларек? С жильем? На острове Лагос?
Амина видела, что он сейчас взорвется. Тронула Ннамди за локоть, но было поздно.
— У вас есть хоть какое-то представление, — заорал Иронси-Эгобия, — сколько стоит ларек на острове Лагос? Там всё торговки распилили. У вас не завалялось семисот тысяч найр? А ты — что сказал, механик? Может, тебе луну с неба достать? Ты думаешь, я кто — волшебник? Думаешь, у меня все гильдии в кармане? А денег куры не клюют? — Он уставился на Амину, на ее шрамы. — А ты? Ты считаешь, я тебе корова хаусанская, доить меня вздумала? Может, еще шкуру спустишь? Крови попьешь? Тебе этого надо?
Ннамди смутился, растерялся.
— Нет, сэр. Понимаете, моя мать…
Иронси-Эгобия проглотил свой гнев.
«Явился не запылился, смердит Дельтой».
— Девчонка. Ей я работу найду. Уборщицей, сортиры мыть. И тебе тоже подыщу чего-нибудь. Потом вернешь мне все до кобо, будь ты хоть трижды родня. Понял?
— Да, сэр. — Ннамди больше не улыбался.