– Мы их найдем. В Красном Кресте должны быть адреса. Они вернутся, мутти и фати. Просто придется какое-то время их подождать.
Лора не в силах взглянуть бабушке в лицо. Смотрит на щеки, на шею в мягких складках. Старческий голос, срываясь, продолжает:
– Все теперь позади. Все кончено.
От пота колет под мышками. Ома быстро протягивает руку и стискивает Лорино плечо.
– Кое-кто из них зашел слишком далеко, детка, но не верь, что все было плохо.
* * *
Лора трет Юри лицо и руки, аккуратно повязывает красную тряпку на голове Лизель.
– Вот-вот за нами придет ома, нужно подготовиться.
– А фати придет?
– Фати сейчас находится в другом месте.
Лора пытается произнести это непринужденно, как будто именно этого они так долго ждали. Оглядывается на Томаса, но тот сидит к ним спиной, укладывает вещи. Юри смотрит растерянно. Лизель плачет, потом переходит на рев. Колотит кулачками по Лориным рукам.
– Ты все наврала!
Под ударами рука немеет, но Лора и не думает защищаться. Пусть поплачет. Она молчит, ей нечего сказать. Лора подвязывает косы аккуратными тряпочками. Чистит ботинки и отрывает новое кружево от Петеровой пеленки. Оглядывает молчащего Юри и ревущую Лизель: надо бы рубашки постирать или, по крайней мере, хоть немного отмыть с них грязь до прихода ома.
Томас приносит ей воды и сидит рядом, пока она стирает.
– Я не сказала о тебе.
– Да. Да, это правильно.
– Не только о тюрьме. Я имею в виду, я вообще ничего не сказала. Она не знает о тебе.
– Да, понимаю.
– Я не знала, что она скажет. Я просто не могла. Не теперь.
– Да, это правильно. Я объяснил детям, что я им брат, но что это тайна. Теперь тайна.
– Ага.
– Ты расскажешь ей о Йохане, и этого будет достаточно.
Руки Томаса лежат на краю ведра. Лора ждет, но он так до нее и не дотрагивается.
* * *
Вибке пробирается к ним по развалинам, чтобы проводить к бабушке. Лора видит, что она пересчитывает детей.
– Йохана нет.
Юри стоит в проломе стены. Вибке он не помнит.
– Где Йохан?
– Он умер, в России.
Вибке смотрит на Лору.
– На русской территории. Его убили на границе.
Больше никто ничего не сказал.
Вибке идет первой. Шепотом докладывает новость бабушке, а Лора тем временем приводит детей в порядок, ставит в ряд, одергивает непросохшую одежду. Ома их рассматривает, по очереди кладет на головы руку. Лора готова к расспросам. Интересно, где Томас. Вероятно, где-то рядом. Она смотрит на руины, а в голове роятся мысли. Что сказать, чего не сказать – как же трудно все объяснить. Интересно, удивился ли Томас, что ома не спрашивает про Йохана. Скорее всего, Томасу из его укрытия видно, что ома ей кивает. Но вряд ли с такого расстояния видно, как омрачился бабушкин взгляд. На подставленной для поцелуя Лориной щеке остался яркий след.
* * *
Дома Лизель снова принимается реветь: Лора обещала фати, а его нет. Ома удивлена, даже сердится поначалу: хмурясь, разбирает их немудрящие пожитки. Сложив наконец одеяла в шкаф и закрыв дверцу, ома мягко объясняет Лизель и Юри, что фати, наверное, на американской территории. Лизель смолкает и, утерев бледные щеки, спрашивает шепотом:
– Его наказали?
Ома, прищурившись, смотрит на внучку, и в наступившей тишине Вибке отрезает каждому по куску хлеба.
* * *
В первую ночь они спят в одной комнате с ома и Вибке. С крюков в потолке свисают занавески, разделяющие маленькую комнату на еще меньшие части. У ома с Вибке по кровати, между ними полог. Вибке заставляет Лору и Лизель лечь на ее кровати, а для Юри стелет на полу матрас. Сама Вибке ложится на их одеяла, предварительно соорудив для Петера колыбель из старого ящика. Пожелав всем спокойной ночи, ома задергивает на кровати тяжелый полог.
Глядя на темные складки, Лора гадает, плачет ли сейчас ее ома. О Йохане, о мутти, о фати. За бабушкиным пологом тишина. Вот мы и дома. Лора шепотом зовет Лизель, но сестра лежит, повернувшись спиной, и не отвечает. Мы у бабушки. Лора повторяет это про себя. Кровать мягкая и теплая, в комнате тишина. Мутти держат американцы, фати, может быть, тоже. Томас прячется в развалинах, а Йохан умер. Не в силах сдержаться, Лора плачет, закусив простыню. В темноте к ней подползает Юри. Неумело гладит по волосам и отирает рукавом глаза.
– Я знал, что фати здесь не будет, Лора.
– Откуда?
– Томас сказал.
– Боже. Почему ж ты мне ничего не говорил?
Юри пожимает плечами.
– Он сказал, что после любой войны мужчин сажают в тюрьму. Что сейчас много у кого отцы сидят, Лора. Мне кажется, не так уж это и плохо.
Лора обнимает братишку, и тот забирается к ней под бочок.
– Томас сейчас один?
– Думаю, да, Юри. Наверное.
– Ему грустно без нас?
– Не знаю. Может быть. А когда он сказал тебе про мужчин?
– Сто лет назад. Даже не помню. Томас сказал, что мы всегда его найдем под тем церковным шпилем. Мы сходим к нему?
– Конечно.
– Завтра?
Лора не может вспомнить, что именно рассказывала Томасу о фати, если вообще что-либо рассказывала. Она размышляет о том, что у всех отцы сейчас в тюрьме, повторяет про себя, что не так уж это и плохо, и не может себя в этом убедить.
И все же она рада, что Юри лежит с ней вместе в теплой кровати. Рада и тому, что ни он, ни Лизель не проболтались бабушке о Томасе. Одна ложь осталась нераскрытой, одну тайну удалось сохранить. Она целует Юри в голову.
– Вы сегодня были умницы.
* * *
Вибке и Лора сидят в больничном коридоре, ждут, пока Петера взвесят и измерят.
– Ваша ома гордая женщина. Ее жизнь круто изменилась. Не осталось ничего. Одна я.
Смеется. У Вибке веснушки и морщинки-лучики вокруг глаз. А рука холодная и мягкая.
– Она получит на вас продуктовую и вещевую карточки. Теперь у вас каждый день будет еда, особенно у Петера, и еще вам будут выдавать одежду. Уж она позаботится.
Лора притулилась к плечу Вибке. Она кожей впитывает в себя ее журчащий голос.
– Она потом привыкнет к вам. Ваша мутти давно перестала писать, еще до того, как все закончилось. Ома очень переживала. Я-то знаю.