Лизель протягивает руки за Петером. Люди в вагоне прижали их к стеклу, орут, чтоб вылезали обратно. Через окно Лора видит Юри. Сморщившись, он орет в ответ, закрывает уши ладонями. К ним приближается тот человек с кирпичом, уже под конвоем вооруженного солдата.
Томас берет у Лоры Петера.
– Спокойно, все как раньше.
Передав Петера Лизель, поворачивается к солдату; идет к нему с открытыми руками; и говорит, говорит. Стаскивает шляпу, прижимает к груди. Над ушами мокрые, слипшиеся завитки волос. Солдат слушает, напряженно щурится, а Томас все твердит одно и то же. Сквозь сырой воздух Лора различает ритм его слов, но не сами слова. Человек с кирпичом смотрит на Томаса, потом переводит взгляд на Лору. Из руки течет кровь: повыше намотанной на кулаке тряпки виден порез. Лора отводит глаза.
Томас открывает бумажник и вынимает документы – ветхие и потертые. Отдает их солдату, тот читает. Размякшие бумажки свешиваются с его ладони. Человек с кирпичом что-то произносит, топнув сапогом возле Томасовых ног. Не обращая на него внимания, Томас подступает на шаг к солдату. И непрерывно говорит, и тычет в документы, которые держит солдат; подтянув рукава, показывает белые запястья. Солдат о чем-то спрашивает. Томас кивает. Человек с кирпичом плюет в него. Плевок белым пятном ложится на Томасов темный воротник.
Солдат начинает ругаться, грозит автоматом. Человек с кирпичом, подняв руки, отходит в сторону. Солдат снова кричит. Отдает Томасу документы и, достав из кармана платок, сует ему в руку.
Томас быстро возвращается к Лоре, на ходу стирая плевок, пряча бумажник обратно в карман. Улыбается и поднимает Лору к окну. Но люди в вагоне никак не могут угомониться, кричат сердито. Томас шепчет:
– Все хорошо, все хорошо. Все замечательно, вы можете ехать.
Лора хочет вырваться, но Томас подталкивает ее еще выше.
– Нет, Томас, пожалуйста, нет. И ты с нами, и ты с нами.
Она умоляет его, брыкается. Он проталкивает ее в вагон. Юри визжит, через Лору тянется руками к Томасу.
– Ты должен ехать! Братья и сестры! Ты тоже должен ехать!
Он вцепляется в жакет Томаса; но Томас загораживается руками. Щурит глаза, хмурится от яростного мальчишеского натиска. Юри визжит до тех пор, пока Томас не залезает в вагон.
* * *
Час за часом они сидят на полу вагона в проходе, у двери. Прямо под ними, поскрипывая, медленно катятся по рельсам колеса. На остановках никто не сходит. С крыш спрыгивают солдаты и выстраиваются вдоль путей. Они ведут себя спокойнее, чем американцы. У них форма темнее и движения сдержаннее, но все-таки они не спускают рук с автоматов и готовы пристрелить каждого, кто вздумает бежать. Лора рада, что они едут. Напротив сидит Томас и избегает ее взгляда.
С наступлением темноты Юри забирается Томасу на колени и кладет голову на грудь. Томас сидит с закрытыми глазами, но Лора знает, что он не спит. Ее начинает клонить в сон. К плечу притулилась Лизель, на узле в ногах спит Петер.
Лора просыпается оттого, что занемели ноги и бедра пронизывает резкая боль. Томас во сне поменял позу, но Юри по-прежнему спит у него на коленях. Лора стаскивает ботинки и щиплет себя за ступни, стараясь не задевать волдыри и ранки. Поезд качается и дребезжит. Ноги начинает покалывать, но боль не стихает. Дождавшись, когда покалывание почти проходит, Лора отправляется прогуляться по поезду. Перешагивая через спящих, цепляясь за стены и пошатываясь, она пробирается по ускользающему из-под ног коридору и через тамбур попадает в соседний вагон. Она останавливается у открытого окна и подставляет лицо ветру, слушает, как внизу в темноте визжат колеса. В тело больно впивается оконная рама. За окном проносятся поля, леса, все благоухает.
Из соседнего купе доносятся голоса. Лора стоит у окна и прислушивается, не поворачивая головы.
– На первый взгляд можно подумать, будто все эти снимки сделаны в одном месте.
– Но в газетах пишут, что лагерей было много, наверное, сотни.
– Я не говорю, что таких лагерей не существовало. В конце концов, в каждой стране есть своя система тюрем. Я просто хочу сказать, что людей там не убивали.
– А трупы на снимках?
– Постановочная съемка. Снимки всегда нечеткие, так ведь? Либо темные, либо зернистые. Лишь бы ничего не было видно. А люди на этих фотографиях – актеры. Это американцы сварганили, может, и русские им помогали, кто знает.
– С чего ты взял?
– Ну, во-первых, Фанинк, а потом еще Мон. Торштен и его брат тоже слышали.
– Это было написано в газетах?
– Послушай, я видел фотографии. Повсюду одни и те же люди. Одна и та же сцена снята с разных ракурсов. Любой дурак заметит.
Краешком глаза Лора видит в углу двух парней. Немногим старше ее. Лица гладкие и худые, глаза блестят. Сидят на узлах у двери купе и курят. Свечной огарок на полу между ними трепещет на сквозняке. У одного нет руки. Рукав приколот к плечу и подергивается. Заметив Лорин взгляд, он машет пустой складкой одежды.
– Граната.
Улыбается ей. У Лоры вспыхивают щеки, хорошо, что кругом темень.
– Я тоже видела эти снимки.
– Подумаешь, кто их не видел. И люди все сплошь были худые и лежали на земле, да?
– Мне показалось, что они мертвые.
– Это актеры, американцы. А в некоторых случаях – куклы, манекены. Те, которые больше всего похожи на мертвых.
Его приятель задувает свечу.
– Я ложусь спать.
На Лору он не обращает внимания. Парень с одной рукой подмигивает ей в темноте. У него в зубах тлеет сигарета, ее огонек освещает Лорину щеку. Она закрывает окно и идет обратно по коридору. Открывает дверь тамбура, и от скрежета колес закладывает уши.
* * *
Они просыпаются оттого, что поезд стоит. Солдаты открывают двери, барабанят в окна, приказывают всем выйти и ждать на платформе. Томас подхватывает узлы, снимает Юри с подножки. На станции темно, все огромное здание освещается лишь несколькими тусклыми лампами. Внутри шумно. Детский плач, крики, хлопанье вагонных дверей. У стен толкутся сердитые мужчины. От них неприятно пахнет.
Следующий поезд будет только на рассвете. Юри не выпускает из рук край Томасова пиджака. Лизель лежит на узлах, одной рукой прикрывая глаза, другой – волосы. На руках плачет Петер. Лора спрашивает у людей вокруг, нет ли у кого еды, но все молчат, отворачиваются.
Кулачки у Петера стали иссиня-красные. Лора трет их, дует на пальцы. Взглянув вверх, она видит, что крыши над ними нет, только рваная дыра да темное небо.
* * *
Они едут поездом или идут пешком. Бредут от одного города до другого. Наконец им улыбается удача, и на очередной станции они находят поезд и бесплатную кухню. Пока дети едят жидкую похлебку, Томас долго беседует с каким-то солдатом. Перед самым отправлением солдат стучит им в окно и протягивает яйцо. Томас благодарит его и через открытое окно жмет руку. Отдает яйцо Лоре.