Она грезила о странах, в которых никогда не бывала, и о пище, которую никогда не ела. А недавно она поняла, что мечтала о странах, которых никогда не увидит, и о пище, которую никогда не попробует. Дверь закрылась, даже не скрипнув. Ее жизнь становилась все менее разносторонней, зато более насыщенной, менялись ее форма и содержание. Похоже, она никогда не поедет в Индию и не увидит Гоа, о котором когда-то мечтала. Ох, какая еда в этом Гоа. Как-то раз она смотрела по телевизору передачу про Гоа. Просто слюнки капали. Свежайшая вкуснейшая рыба, незнакомые овощи, похожие на когтистые лапы, и яркие, разноцветные корнеплоды.
Ох, чего только она не ела в своей юности. И все еще бьющуюся рыбу, и тушенные в масле, похрустывающие сочные бычьи яйца, и садовых овсянок, утопленных в коньяке. Она прикрывала лицо белой салфеткой и вбирала ртом всю птичку целиком. Та слабо похрустывала, истекая нежным соком.
Конечно, есть – жестоко. Телятина, ягнятина. Поедание младенцев. Поедание мяса живых существ. Есть ли нервы у рыбы? Причиняет ли ей боль крючок? Ее дочь считает, что да. И никогда не упустит случая рассказать об агонии, которую испытал кусок мяса, прежде чем попал на кухонный стол. Птиц убивают в небе. Одна жизнь губится во имя другой. Коров режут на части и упаковывают в контейнеры, не успеют бедняги испустить дух. В некоторых южкоазиатских странах привозят из леса мартышек, привязывают к столу, срезают им черепушку и запускают туда ложки. Джасмин скривилась. Где граница между гурманством и гротеском?
Она попыталась сосредоточиться на рецепте блюда, которое задумала приготовить, но вместо тмина и бараньего фарша у нее перед глазами стояло лицо Троя. Его губы. И зубы. Даже не зубы, а кончик языка, влажно поблескивавшего между зубами, когда он говорил. Да и шея тоже, длинная, крепкая. И подбородок. Она никак не могла отделаться от видения. Оно преследовало ее. Мысленно она путешествовала по его телу: шея, плечи, руки, пальцы. И удивлялась себе. А пока она удивлялась, все в ее теле взвилось и закрутилось, как в миксере. Она играла своими ощущениями, будто прощупывала их, и пульс бился, бился, бился…
Нет, надо все-таки остановиться. Она же мечтает о приятеле своей дочери. О парне, которому дочка пытается открыть свое жестокое, холодное, маленькое сердце. Ей было приятно, что у дочери хороший вкус. Да еще какой хороший, м-м-м! Она встряхнулась. Да что это такое в самом деле, Джасмин! Он в два раза моложе. Она хлопнула себя по руке. Все границы перешла. Нет. Нет. Она вздохнула. Надо собраться. Надо, пожалуй, поехать навестить мать.
Дэниел был на кухне один. Он открыл коробку и вытащил оттуда новенький мэджимиксер – волшебное устройство, сочетающее в себе миксер и соковыжималку. Пришлось заплатить прорву денег, но на здоровье не экономят. Он поставил аппарат на стол и отступил на шаг, любуясь сияющим хромом. Это был цвет ревитализации, цвет обновления жизни. Он прошелся рукой по изгибам миксера и затрепетал в предвкушении. Потом притащил сумку с грейпфрутами без пестицидов и, доставая один за другим, принялся резать их на половинки и скармливать своему новому устройству. Когда Дэниел наконец остановился, перед ним стоял целый кувшин свежевыжатого эликсира здоровья. Он выпрямился и поднес кувшин ко рту. Капли сока сбегали по его напряженно работающему горлу и затекали за воротник рубашки. Допив, он со стуком поставил кувшин на стол и протяжно рыгнул. А-а-аххх. Он почувствовал, как его внутренности разразились аплодисментами.
Во второй сумке лежали сплошные белки: фундук, миндаль, грецкие орехи и картонка с яйцами. Яйца он немедленно поставил вариться. Потом вытащил вакуумную упаковку дрожащего тофу и содрогнулся от его вида. Но ему до смерти хочется быть здоровым, он намерен изменить свою жизнь. Потом на столе последовательно возникли: витамины, пищеварительные энзимы, свободные аминокислоты, золотистое льняное семя, морская капуста. И канат. Он повертел им около лица и убрал обратно в сумку. С этим уж точно можно подождать.
Он поставил будильник наручных часов с расчетом, чтобы каждые три часа тот подавал ему сигнал к обновлению запаса протеинов.
Но сначала нужно два дня очищаться. Надо освободить организм от годами копившихся шлаков, только тогда новая диета принесет пользу. Он заглянул в инструкцию, написанную размашистым с завитушками почерком Тины:
«С самого утра: смешать псиллиум-порошок с восемью унциями родниковой воды. Потом травяной чай, упражнения и чистка кожи.
Завтрак: любой фрукт (кроме банана).
Второй завтрак: спирулину (она, добрая девочка, отдала ему половину своих запасов) смешать с десятью унциями кипяченой воды.
Обед: салат из ростков и три капсулы пищевой добавки с морской капустой.
Ужин: то же самое, что обед.
Перед сном: упаковку волокон, травяной чай и массаж брюшной полости».
Дэниел положил записку в карман рубашки, рядом с сердцем. Он улыбнулся, постучал себя в грудь и открыл бутылку пива.
Джасмин подъехала к маленькому домику в конце Фалз-Черч. Пока она выбиралась из машины, мать успела открыть дверь и проворно сбежать по лестнице. Ее распущенные светлые с проседью волосы развевались на ветру, как у колдуньи. Сегодня на ней были джинсы и футболка с изображением обреченного на вымирание сибирского волка. Она крепко и нежно обняла дочь.
В доме со всех стен смотрели разнообразные волки, их фотографии висели, словно портреты прародителей. Каминную доску покрывал слой нагара. В высоких, отживших свой век канделябрах стояли восковые свечи. Вокруг камина сгрудились стулья, оставшиеся после вчерашнего сборища. Мать смахнула с лица невидимую паутину.
– Кофе?
– М-м-м.
Линда – матери нравилось, когда Джасмин называла ее Линдой, – не проявляла интереса к готовке с тех пор, как Джасмин стала жить отдельно. Приготовление пищи всегда было для нее необходимым, но скучным ритуалом. Джасмин не помнила, чтобы мать когда-либо готовила обед более чем из двух ингредиентов: банка фасоли и пачка сосисок, банка грибного супа и резанная кубиками курица, банка моллюсков и макароны. Она обожала сухие смеси в банках и готовила из них все: основные блюда, пироги, соусы, супы, апельсиновый сок и даже молоко.
– Так гораздо проще, – объясняла она приходившей в ужас дочери. – Хранится вечно.
В холодильнике у Линды не было ни одного живого продукта, кроме яиц. Яйца были удобным блюдом – налил воды и сварил. Больше всего ей нравились гамбургеры-помощники.
[21]
Когда они появились, Линда раз в неделю подавала их на обед.
– Ты только подумай, сколько разных вкусов они напридумывали, – говорила она с гордостью, вываливая содержимое коробки в серую пережаренную говядину, – классический с сыром, острый мексиканский, пикантный итальянский! Как будто каждый вечер идешь в новый ресторан!
Количество консервантов, осевших в пищеварительном тракте матери, должно быть просто ошеломляющим. И тем не менее Джасмин вынуждена была признать, что выглядела мать гораздо моложе своих лет.