– Все… сдаюсь, – просипел Симон.
– Ну уж нет! Сначала поклянись, что не завел кого-нибудь на стороне!
Лекарь устало помотал головой.
– Никого… клянусь.
Магдалена щелкнула его по носу и улеглась рядом с ним. Она до сих пор не простила ему окончательно похождения с рыжей торговкой почти два года назад, хотя Симон уже раз десять клялся ей, что между ними ничего не было. Но сегодняшний день был слишком хорош, чтобы тратить его на споры. Они вместе смотрели, как над головами тихо покачивались на ветру ветки ивы; долго молчали и вслушивались в шорох листьев. Через некоторое время Магдалена все же заговорила:
– Отец там, наверное, задержится.
Лекарь кивнул и проследил, как две утки, подняв тучи брызг, взлетели с воды. Магдалена уже рассказывала ему о том, что ее отец уехал к больной сестре.
– А что, собственно, сказал на этот счет Лехнер? – спросил наконец Симон. – Он все-таки судебный секретарь и, думаю, мог бы спокойно запретить твоему отцу уезжать из города. Тем более летом, когда помои воняют на весь Лех.
Магдалена рассмеялась.
– А что ему делать? Отец просто взял и уехал. Лехнер страшно ругался и обещал повесить отца, когда тот вернется. До него потом только дошло, что палачу самого себя вешать не с руки… – Она вздохнула. – Немалый штраф, наверное, придется заплатить. И пока отец не приехал, нам с матерью приходится вкалывать не разгибаясь.
Она вдруг мечтательно закрыла глаза.
– А этот Регенсбург, он вообще далеко отсюда?
– Очень далеко. – Симон ухмыльнулся и игриво погладил ее по животу. Магдалена до сих пор так и не оделась, и на загорелой коже поблескивали под солнечными лучами капельки воды. – Во всяком случае, достаточно далеко, чтобы твой отец какое-то время не досаждал нам своими выговорами, – добавил он и довольно зевнул.
Магдалена резко вскочила.
– Ну да, как же, а твой старик нас будто не травит. К тому же у отца были серьезные основания для поездки. Так что прекрати ухмыляться, как идиот.
Девушка вспомнила о письме из Регенсбурга, которое так огорчило отца. Она, конечно, знала, что там у него была младшая сестра, но даже предположить не могла, что они и после стольких лет были так близки. Магдалене исполнилось два года, когда тетя, спасаясь от чумы, а также от каждодневных нападок и колкостей, сбежала с каким-то цирюльником в Регенсбург. Дочь палача не переставала дивиться подобной смелости.
Она молча запустила в реку камешек, тот подскочил несколько раз, прежде чем его проглотило течение, и проговорила – больше для себя самой, нежели для Симона:
– Уж не знаю, кто в эти недели будет улицы убирать. Если совет полагает, что это буду я, то они там здорово просчитались. Я лучше до конца лета в яме просижу.
Симон хлопнул в ладоши.
– Отличная идея! Или мы просто останемся в этой бухте!
Он принялся осыпать ее поцелуями. Магдалена начала вырываться, хоть и не так решительно.
– Симон, прекрати. Если нас кто-нибудь увидит…
– Да кто нас увидит? – Лекарь провел рукой по ее черным мокрым волосам. – Разве только деревья научатся ябедничать.
Магдалена засмеялась. Из этих вот редких мгновений, проведенных возле реки или в каком-нибудь сарае, и состояла вся их любовь. Они до сих пор мечтали пожениться, но строгие законы города этого не допускали. Вот уже несколько лет молодые люди довольствовались отношениями, напоминавшими скорее бесконечные игры в прятки. Как дочери палача, Магдалене запрещалось вступать в связь с представителями более высоких сословий. Палачи, как и могильщики, цирюльники или шуты, считались неприкасаемыми. Поэтому о свадьбе с лекарем даже речи идти не могло. Хотя это Симона не останавливало, и он продолжал встречаться с ней в сараях или на полянах где-нибудь в окрестностях. Позапрошлой весной они даже совершили вместе паломничество в Альтеттинг. То был один-единственный случай, когда они могли посвятить друг другу все свое время. На рынках и в трактирах Шонгау похождения лекаря и дочери палача давно уже стали излюбленной темой для разговоров. К тому же отец Симона, старый Бонифаций Фронвизер, все более настойчиво принуждал сына жениться наконец на какой-нибудь молодой горожанке. Если Симон и впредь хотел работать городским лекарем, это было, в общем-то, неизбежно. Но юноша все отмахивался от отца и продолжал тайком встречаться с Магдаленой.
– Быть может, нам тоже следует сбежать в Регенсбург, – прошептал он между поцелуями. – Город вдохнет в нас новые силы. Там мы сможем начать новую жизнь…
– Ну тебя, Симон! – Магдалена отстранилась от лекаря. – Долго ты меня еще такими обещаниями кормить будешь? Но что со мной станет? Я неприкасаемая, не забывай этого. В итоге мне все равно придется вычищать помои все равно где.
– Но там же тебя никто не знает!
Магдалена пожала плечами.
– И что же я там буду делать? В городах и без меня полно безработных, и…
Симон прижал палец к ее губам.
– Не говори ничего. Хотя бы сейчас не будем об этом думать.
Он закрыл глаза, склонился над ней и снова начал осыпать поцелуями.
– Симон… не надо… – прошептала Магдалена, однако сопротивление ее уже было сломлено.
В это мгновение в ветках над ними что-то хрустнуло.
Магдалена взглянула наверх. Среди листьев она заметила какое-то шевеление. Внезапно что-то теплое капнуло ей на лицо, и по лбу медленно растеклась вязкая жидкость. Магдалена провела рукой по лицу и поняла, что в нее плюнули.
Послышался сдавленный смех, после чего Магдалена увидела двух мальчишек лет двенадцати, проворно спускавшихся с дерева. В одном из них она узнала младшего сына городского советника и пекаря Михаэля Бертхольда, с которым Магдалена с давних пор была не в ладах.
– Палачку лижет лекарь, палачку лижет лекарь, – пропел второй мальчишка и бросился наутек.
Магдалена с отвращением вытерла остатки слюны со лба, а Симон вскочил и погрозил кулаком ухмыляющимся сорванцам.
– Ублюдки паршивые! – крикнул он. – Я вам все кости за это переломаю!
– У палачки-то получше выйдет! – прокаркал второй мальчишка и скрылся в кустах. – Вы еще на дыбе попробуйте, свиньи!
Маленький Бертхольд между тем не двигался с места. У него дрожали коленки, и губы сомкнулись в тонкую линию, но он, странное дело, продолжал упрямо смотреть на Симона. Лекарь в расправленной рубашке и расстегнутом сюртуке несся на мальчишку, словно берсеркер.
– Это был не я! – заверещал он, когда Симон замахнулся на него. – Это все Бенедикт! Честное слово! Мы, вообще-то, просто искали вас… ну, чтобы, эм…
Рука Симона замерла над головой мальчика, он только сейчас заметил, как Бертхольд с разинутым ртом таращился на полуголую Магдалену. Она худо-бедно спряталась за булыжником и торопливо застегивала корсаж. Лекарь хлопнул мальчишку по лбу, и тот кувыркнулся в грязь.