Оборотень - читать онлайн книгу. Автор: Аксель Сандемусе cтр.№ 19

— Как горячо! Я имею в виду камень, — объяснила она и покраснела еще больше.

Эрлинг сделал вид, что не заметил в ее словах двусмысленности, хотя не заметить ее было трудно. Он потрогал плиту и принес обструганную доску, стоявшую у стены. Положив доску на камень, он для пробы сам сел на нее.

— Теперь ты не обожжешься, — сказал он.

Гюльнаре улыбнулась. Этот случай сблизил их еще больше. Она потрогала доску.

— Как странно, ведь солнце одинаково грело и доску, и камень, — заметила она.

— Так бывает, — глубокомысленно объяснил Эрлинг. Как опытный человек, он не стал даже пытаться объяснять женщине тайны природы. Сидя рядом с Гюльнаре, он прислушивался к ударам своего сердца. Потом он прикоснулся к ее руке, и по нему прокатилась горячая волна. Затуманенными глазами они смотрели друг на друга.

— Сейчас бы чего-нибудь вкусненького, — по-детски сказала вдруг Гюльнаре.

Эрлинг был готов провалиться сквозь землю. Как он боялся этого мгновения! И вот оно наступило. Денег у него не было.

— Я потому об этом подумала, что увидела через изгородь лавочку, где можно купить лимонад и печенье, — простодушно объяснила она.

Эрлинг молчал. Он не знал, как отнестись к ее словам. Люди часто говорят о чем-то, не имея в виду, что им это нужно. Может, ей вовсе и не хочется лимонада с печеньем? Человек должен иметь много денег. Тогда жизнь будет намного проще. У Эрлинга же не было ни гроша. Ему стало невыносимо тяжело, он почувствовал себя несчастным ребенком, но продолжал молчать. Тому, кого любишь, нельзя сказать, что кошелек твой пуст и у тебя нет денег на лимонад с печеньем. В кармане у Эрлинга лежали два гвоздика и старые крошки. С этим далеко не уедешь.

— Что с тобой, Эрлинг?

Гюльнаре первый раз назвала его по имени, и горячая радость помогла ему преодолеть чувство стыда. Он никогда не думал, что его имя звучит так красиво. Посмотрев на свои обветренные руки, он грубовато сказал:

— Откуда у меня в середине недели могут быть деньги?

Гюльнаре часто задышала и испуганно уставилась на него.

Середина недели? Он обиделся на нее? Деньги? В середине недели? И вдруг она все поняла. Середина недели — все равно что середина месяца, теперь ей все было ясно: сейчас середина месяца, говорили ей родители, когда она что-нибудь просила, а у них не было на это денег… Значит, Эрлинг подумал…

У нее брызнули слезы.

— У меня есть деньги… я вовсе не хотела просить тебя… я просто так сказала… — Она спрыгнула с камня и достала из кармана крохотный кошелек. — Сейчас посмотрим. — Одним пальцем она стала перебирать в кошельке серебряные монетки. — У меня целое состояние! Хватит и на лимонад, и на печенье! Я сбегаю и куплю…

Она была уже на дорожке. Забыв о приличных манерах, она неслась как мальчишка.

— Гюльнаре!

— Ты не хочешь? — Она остановилась.

Он не знал, что ответить, и она снова побежала. Эрлинг наблюдал за ней сквозь ветки старой, поредевшей живой изгороди. Он сидел на могильной плите, которая когда-нибудь, быть может, будет стоять на его собственной могиле — Здесь покоится любимый и незабвенный Эрлинг Вик, — и ждал лимонада с печеньем…

Эрлинг снова повернул голову и посмотрел на Фелисию. На сей раз она как будто не заметила этого. Как давно все это было! Задолго до того, как Фелисия родилась. Рядом с ним сидела женщина, которую он любил и которой случалось убивать людей, не открыто и хладнокровно, а так, как убивает Оборотень. Преследуя добычу ночью, шаг за шагом, по задним дворам, по лестницам, с ножом, на кончик которого для безопасности насажена пробка…

Когда-то люди придумали, будто между войной и заказным убийством есть разница. А как назвать то, что они стерли с лица земли Роттердам?

Фелисия не знала всех обстоятельств и не подозревала, что вдова убитого ею предателя, — это Гюльнаре его юности. Теперь-то он уже давно знал это. Странно. Как мало они тогда интересовались друг другом! Друзей не заботило, что делали их друзья. После окончания войны Эрлинг случайно узнал, кто были его потенциальные убийцы, но имен их он не запомнил. И заявлять на них не стал.

Но в тот далекий летний день…

Гюльнаре вернулась счастливая и разложила печенье на камне. Ей нравилось снимать с пробок проволоку и вытаскивать их. В те времена пробки почти не стреляли.

— Я один раз пробовала шампанское! А ты?

Нет, Эрлинг никогда не пробовал шампанского. Он был честен. А оно вкусное?

— Мне дали только один глоток, но, по-моему, лимонад вкуснее.

Эрлинг пил лимонад из бутылки и чувствовал свое превосходство — у непривычной к этому Гюльнаре язык застревал в горлышке. Печенье таяло во рту. Эрлинг вспомнил водку, которую пил у дяди Оддвара, и решил, что лимонад ему нравится больше, однако признаться в этом он не мог. Мужчина должен предпочитать водку лимонаду. Ты настоящий мужчина, не то что твой брат, сказал ему дядя Оддвар. Пока у нас жил Густав, черт бы его побрал, я не мог выпить водки в собственном доме. Он задирал нос перед родным дядей. Я считаю, что он мразь, сказала тетя Ингфрид и выпила лишнюю рюмку за позор Густава. Весь день мы с Оддваром вели себя образцово и выпивали только вечером, когда Густав сидел в уборной. Не жизнь, а мука.

Гюльнаре все время волновалась, не зная, который час. Эрлинг успокаивал ее — он по сумеркам умеет точно определять время. И каждый раз это производило на нее неотразимое впечатление. Держась за руки, они ушли из владений Пола X. Туресена Виига, надгробные плиты. Им было грустно покидать тихую приветливую улицу, и они шли медленно. Еще слышалось пение дрозда. Эрлинг выпустил руку Гюльнаре и взял одну из ее кос. Его взволновало ощущение собственной силы, вот если бы он мог идти позади нее, держа в каждой руке по косе: Скачем, скачем быстро, конь по кличке Искра!..

Сперва она испугалась, но потом оставила свою косу у него в руке, Эрлинг видел, что и с ней тоже творится что-то необычное. Она сказала дрогнувшим голосом:

— Но если мы кого-нибудь встретим, ты должен сразу же отпустить мою косу.

Воскресным июльским утром они поплыли на пароходе в Несодден. На пароход они пришли по отдельности и делали вид, что не знают друг друга. Сойдя на берег, Эрлинг шел вслед за Гюльнаре, пока она не села на обочину. Он навсегда запомнил ее в пестром платье среди травы и цветов, улыбающуюся ему счастливой, смущенной улыбкой. По знакомым ей дорожкам и тропинкам они пошли в лес и вышли к большой круглой скале на восточном берегу Несоддена, Гюльнаре правильно рассчитала, что там они никого не встретят. Некоторое время они грелись на солнце и смотрели на воду, но когда решили поесть, укрылись в лесу среди сосен. Гюльнаре принесла с собой корзиночку с бутербродами. Она опять сказала родителям, что идет к подруге. Когда-нибудь это плохо кончится, говорила она, я даже думать боюсь об этом, но я просто умру, если больше не увижу тебя.