Оборотень - читать онлайн книгу. Автор: Аксель Сандемусе cтр.№ 20

Эрлинг открыл глаза и посмотрел на поля Лиера. Он ощущал присутствие Фелисии сильнее, чем раньше, и мысленно повторял слова Гюльнаре: Я просто умру, если больше не увижу тебя.

Гюльнаре не ошиблась. Они таки лишили ее жизни. Забили насмерть, когда ей было четырнадцать лет.

— Эрлинг, милый, а если тебе когда-нибудь станет скучно со мной? — спросила Гюльнаре с полным ртом.

Она прекрасно понимала, что это невозможно. Потому и спросила. Он вообще не жил до этого. Много лет спустя — воспоминания о Гюльнаре были уже окутаны туманом — он снова подумал о том же, но мог уже кое-что добавить к этому: Я вообще не жил до этого, и у меня долго не было оснований полагать, что когда-нибудь я буду жить еще раз. Теперь я многое понимаю лучше, чем тогда.

Эрлинг и Гюльнаре сидели поодаль друг от друга и любовались фьордом с белыми парусами. Потом он лег, опершись на локоть, и стал смотреть на нее. Она как будто читала его мысли или свои собственные, потому что тоже легла на траву, но чуть в стороне от него — так, чтобы следующий ход снова сделал он. Все эти уловки имели бесконечно большое значение. За тот месяц, что они были знакомы, они только держались за руки, или он брал в руки ее косы, или оба вздрагивали, случайно коснувшись друг друга, точно их пронзало током, а однажды в трамвае их случайно крепко прижало друг к другу. Эрлинг всегда боялся испугать Гюльнаре, как боятся вспугнуть птицу или ребенка, — вдруг она оттолкнет его и уйдет навсегда? Она принадлежала к другому кругу, это не Ольга, которой он однажды попытался овладеть в прачечной в Рьюкане, потому и любовь его была такая странная, ни на что не похожая, а все дни и ночи были освещены сиянием. Он робко подвинулся к ней поближе, и вскоре уже ее голова покоилась у него на плече. Они знакомились с телами друг друга сквозь одежды 1915 года — ведь и тогда люди любили друг друга, — и это посвящение имело над ним такую власть, что даже годы спустя Гюльнаре, которой он так никогда и не обладал, не подпускала его к постелям других женщин.

В одной из книг, которыми Эрлинг упивался в Рьюкане, он прочел: «Она покраснела, как молоденькая девушка, когда герцог поцеловал ее в первый раз». Он часто представлял себе, как герцог торжественно пересекает комнату и целует ту или иную молодую девушку. Милостиво раздавать поцелуи налево и направо было привилегией мужчин. Понимая, что рано или поздно ему придется первый раз поцеловать Гюльнаре, Эрлинг нервничал — это было все равно что оказаться без денег, когда девушке захотелось выпить лимонада. Он даже не знал, как надо целоваться, знал только, что это, к сожалению, слышно на большом расстоянии, но был готов на любые жертвы, лишь бы не выставить себя в глупом виде.

Гюльнаре осторожно высвободилась из его рук, обхватила его лицо ладонями и начала покрывать его быстрыми поцелуями. Он решил не двигаться и сохранять пассивность — ему было так приятно! Легкими, мимолетными поцелуями она покрывала его глаза, лоб, нос, уши; словно легкое дыхание, ее губы касались его губ. Сердце Эрлинга билось ровно, глаза были закрыты, теперь он неподвижно лежал в ее объятиях и был безгранично счастлив. Лицо ее стало горячим и влажным, кожа заблагоухала по-новому, на мгновение он приподнял веки, заглянул в ее глаза — большие и ясные — и заснул, погружаясь в них.

Эрлинг задремал на скамье рядом с Фелисией. Наверное, он спал всего несколько минут, но, когда проснулся, в голове у него был туман, он перепутал мгновения, смешал прошлое и настоящее. Придя в себя, он с удивлением подумал, что, должно быть, уснул, думая о колдовских чарах Гюльнаре, которые испытал на себе много лет назад. Он не был уверен, что Фелисии было бы приятно узнать, что она оказалась медиумом Гюльнаре. Или та четырнадцатилетняя девочка сама побывала здесь?

В то воскресенье он проснулся в Несоддене оттого, что Гюльнаре сидела рядом и смотрела на него. В ее лице появилось что-то новое, что-то озорное, какая-то умудренная опытом ирония. Она была похожа на кошку, которая, мурлыча, ждет чего-то и радуется этому всем телом. Его охватила странная счастливая слабость, он чувствовал себя гораздо старше, чем был до того, как заснул. Он лежал и любовался ею. Стоя на коленях, она жевала травинку и не отрывала счастливых глаз от его лица.

— Ты такой красивый, когда спишь, — сказала она.

Продолжая жевать травинку, она отодвинулась от него

и стала смотреть на фьорд. А потом, по-прежнему не глядя на него, произнесла просто, и в голосе ее слышалась уверенность:

— Ты мне так нравишься, Эрлинг. Я люблю тебя и буду любить до конца жизни.

Эрлинг сел, он молчал, потеряв дар речи; он просто не знал, что говорится в таких случаях. Ничего более прекрасного произойти с ним уже не могло.

Гюльнаре посмотрела ему в глаза.

— Но это ужасно, — прошептала она. — Я все думала, думала, пока ты спал. Тебе шестнадцать, а мне только тринадцать, четырнадцать исполнится в августе. Я знаю, нас ждет что-то очень страшное, но сейчас мне все равно.

Она вынула изо рта травинку и показала на воду:

— Лучше я утоплюсь во фьорде, чем расстанусь с тобой. Пусть делают, что хотят.

Эрлинг нашел в пакете купленную им шоколадку, может, сейчас было глупо доставать ее, но он растерялся и не знал, что делать. Чутье не подвело его — Гюльнаре снова превратилась в ребенка, она даже вскрикнула от радости, и они запили шоколад бутылкой лимонада, разделив ее пополам.

— Шоколад с лимонадом, как это вкусно, — сказала она с полным ртом. — Вот если бы мы могли еще и искупаться! — вдруг вырвалось у нее, она была еще совсем ребенок.

У Эрлинга тоже мелькала эта безумная мысль. Он не сразу справился со своим неожиданно севшим голосом:

— Если хочешь, искупайся, там, у скалы, где мы сидели раньше. А я подожду тебя здесь.

Она спросила, уверен ли он, что это прилично. Эрлинг в этом не сомневался:

— По-моему, тебе следует искупаться.

Она беспокойно обрывала траву вокруг себя.

— Тогда я… Тогда я, пожалуй, пойду, если ты и в самом деле так считаешь…

— А что плохого, если ты искупаешься одна?

Она выждала какое-то время, потом нерешительно встала и пошла. Эрлинг вернулся на их место раньше, чем Гюльнаре, сначала он хотел притвориться спящим, но, подумав, сел там же, где сидел до ее ухода. Она села, не глядя на него, оба молчали. Потом, стараясь держаться как можно естественнее, она спросила, не хочет ли и он искупаться.

— Хочу. Я как раз думал об этом.

Он прошел по скале к маленькому пляжу, медленно сложил на камне свою одежду — только что там же лежало ее платье. Она все время была в его мыслях. Потом он походил голый по теплому песку, потянулся. Сделав несколько шагов по воде, он поплыл. Первый раз Эрлинг купался в соленой воде. Он часто слышал, что в соленой воде плавать легче, чем в пресной, и это оказалось правдой, в соленой воде он мог лежать на спине и смотреть на пальцы ног, в пресной ему это не удавалось.

Вода была теплая, слабый ветер перегонял ее над его телом. Эрлинг едва перебирал руками, чтобы держаться на месте. Даже в воде его мучило желание, он лениво смотрел, как встает над водой его фаллос, как колышатся, поднимаясь и опускаясь, черные волосы на лобке, точно водоросли в прибрежных камнях. Вдруг он увидел платье Гюльнаре, мелькнувшее за сосной у скалы. Он думал, что такое могло прийти в голову только парню. Только испорченные мальчишки подглядывали за девочками, и за это их в школе били. Но чтобы подглядывала девочка? Много лет спустя он, не любивший ничего принимать на веру, устроил себе допрос — а не ждал ли он чего-нибудь такого? — и честно ответил: нет.