Полька - читать онлайн книгу. Автор: Мануэла Гретковска cтр.№ 44

29 декабря

Иду в магазин, но не хватает пороху. От мороза перехватывает дыхание. Возвращаюсь прямо в постель. Поля скачет, радуясь отдыху. Я не различаю, где у нее локоть, где колено. Для окружающих я уже мать. Мой ребенок где-то булькает, а я не в состоянии представить себе его родившимся. «Мать»… все могло бы оставаться по-прежнему. Я ведь ухаживаю за Полей, просто мне трудно поверить, что она появится на свет… Несколько месяцев тому назад казалось невероятным, что ребенок будет во мне расти, двигаться, толкаться. Я думала, что с человечком внутри я вообще не смогу ничего делать, только сидеть и размышлять об этом волшебстве.

Оказывается, все происходит естественно, в свое время. Появление Поли тоже станет чем-то само собой разумеющимся… во всяком случае, должно стать.

31 декабря

Coexistentia oppositiorum [98] любовного признания:

— Я тебя люблю.

— А я об этом промолчу.

2 января

Польское «Зеркало», письмо читательницы: «В предыдущем номере вы напечатали интервью с Мануэлой Гретковской, это обыкновенная женщина, стремящаяся к счастью. Она показалась мне интересной. Спасибо, редакция, теперь я прочитаю ее книги, а до сих пор относилась к ней скептически — мол, скандалистка, постмодернистка и феминистка».

Публичное бахвальство собственной глупостью. Сарматское хвастовство своим невежеством. Не читала ни одной книга, но имеет точку зрения — из прессы. И это чувство превосходства по отношению к тому, чего не знаешь. Я в газетном колпаке, голышом, феминистка, скандалистка — перед читателями-двойниками сей дамочки. В литературе она не разбирается, зато знает, что такое «счастье» и милое выражение лица. Головы, фаршированные газетами.

Бонсай на подоконнике. Уже год. Но я только теперь заметила, кого он напоминает: изогнувшегося в танце Шиву. Смуглый многорукий бог с листьями дерева в руках.

Весы показывают шестьдесят килограмм! Мы с Петушком проверяем, ровный ли пол. Никакой ошибки. Где эти шестьдесят килограмм? Руки-палочки, попка худая, ноги в порядке. Немного опухло лицо — по два килограмма на щеку? Ем «скромно», немного больше, чем до беременности. Околоплодные воды и Поля могут весить около четырех кило. Шесть таинственных килограммов — пустяк по сравнению с миллиардами тонн черной материи, скрытой во Вселенной.

Боюсь ли я своего живота? Переливающихся в нем звуков, странных движений под кожей? Впервые нежно касаюсь места, под которым шевелится Поля. Щекочу кожу, нажимаю. Внутри что-то бросается врассыпную, словно аквариумные рыбки.

3 января

Наконец-то можно пожить в свое удовольствие — без спешки. Отлеживаюсь, читаю «Войну и мир» — блаженство классики, вкус кофе со сливками (который я не пью уже много лет).

Петушок садится за компьютер. Задает логичный вопрос:

— Почему включается одной кнопкой (наконец-то выучил которой), а выключается в несколько этапов, сложнее, чем сейф?

Меня раздражает его необучаемость.

— Так надо, это же не простая машина. — Однако в душе признаю его правоту. Привыкнув покорно шлепать по клавишам, я превратилась в конформиста от информатики.

Сидим друг напротив друга с открытыми лэптопами — клавиатура к клавиатуре. Из вентиляционных отверстий доносится звериное компьютерное дыхание. Может, где-то внутри они машут кабельными хвостиками.

Мы заняли главный и самый удобный стол в кухне. Надставляем его столиком из гостиной. Накрываем скатертью. Стул на колесиках, так что я, не вставая, передвигаюсь от рабочего стола к кухонному.

— Не хватает еще маленького столика для Поли в самом конце. Для пеленания. — Петр уже думает о семейной приставке.

— Купим ей детский компьютер, чтобы не мешала работать?

Звонит главный редактор «Плейбоя». Никак не могу сесть за работу. Говорим о детях. Он утешает меня, заявляя, что даже в жестоких львах при виде малышей пробуждается инстинкт защитника. У меня такая ужасная репутация в кругах софт-эротики?

4 января

Выбрасываю елку. На помойке крутятся две овчарки. Чего они ищут среди пожелтевших деревьев? Убегают, задирая белые задики, — показалось, это были серны.

Помойка похожа на кладбище — елки с остатками блестящих украшений. Разве венки на настоящем кладбище не напоминают по размеру и форме спасательные круги? Зеленая надежда, оплетенная лентой, — для тех, кто выжил. Старые елки выглядят жалко — праздничные объедки, деревянные скелеты. Как-то грустно. Что ж, каждый несет свой крест.

Визит Антося — сына Петушка. Спортивный подросток, воплощение свежести. Я завидую ему: парень переживает Французскую революцию. Весь в водовороте исторических событий, погружен в ту непредсказуемую эпоху:

— Мы в школе проходили, на истории… мне так понравилось: бах — и нет королевской башки. Классная революция — с королем покончили!

— Потом еще отрубят голову Дантону и Робеспьеру, — каркаю я, гася его энтузиазм.

— Да-а?

Антосю столько, сколько было Ромео. Очередная версия шекспировской классики. Родители отобрали у Джульетты проездной на метро (коня) и сотовый (бумагу и перо). Молодые страдают, лишенные возможности встретиться, обменяться парой эсэмэсок.

5 января

Да здравствует УЗИ! Если бы не просвечивание, я бы заподозрила, что у меня близнецы. Поля-акробатка царапнула одновременно в двух противоположных местах.

Двадцать шестая неделя беременности, а давление приличное. Должно было ухудшиться после двадцатой недели, вернуться к патологической норме. Однако мне по-прежнему не нужны лекарства. Благодаря чуду жизни свершилось чудо исцеления?

Пациентка в больнице предлагает Петушку несколько тысяч крон за то, что он такой хороший врач.

— Не надо. За мою человечность мне платят зарплату.

Растопленное озеро. Отдыхаю на мостках. Порыв ветра, с облетевших берез на меня осыпается весеннее чириканье птиц. Заостренное морозом, оно пронзает тишину темного леса и застывшего пляжа.

Кланяюсь старичку, устремляющемуся со своей коляской в лес.

— Привет! — кричу я.

Ему не до разговоров, дедушка спешит. Я брожу в одиночестве — Петушок отсыпается после дежурства. Я не скучаю по людям, разве что совсем чуть-чуть, но шведский язык уже считает это болезнью: «salskapsjuk» — «больной обществом». «Gralsjuk» — «сварливый» (дословно — «больной сварой»). «Ревнивый» — «svartsjuk» («больной черной болезнью»). В Швеции большинство эмоций — болезни.

6 января

На то, чтобы утром встать и позавтракать, уходит масса сил. Приходится отдыхать. Пульс сто десять — ложусь, читаю о Габсбургах, XIX веке. В свои пятнадцать лет Мария-Луиза (жена Наполеона) была убеждена, что ее отец — женщина. Опасаясь, что из-за своего габсбургского темперамента она рано лишится девственности (проблема государственной важности: без девственности не бывать и выгодному для Австрии замужеству), ее окружили одними женщинами, суками, самками. Из книг вырезали слова и фразы, которые могли бы навести на ненужные мысли…