Полька - читать онлайн книгу. Автор: Мануэла Гретковска cтр.№ 43

25 декабря

Берусь за Херберта [97] . И бросаю. Все раздражает — и книга, и окружающий мир. Родственники стараются меня избегать.

— Это состояние аффекта, — ставят они диагноз. — Ничего, все нормально — беременность, болезнь.

Я не аффективно-капризна. Я точно знаю, чего хочу, и это утомительно для ближних.

В «Лабиринте у моря» поменьше бы мертвого школярства, ученического зазубривания всем известных фактов. Херберт — не Калассо, хотя репутация у него в Польше именно такая. Он поэт, и читателю запомнятся лишь несколько метафор, как бывает после прочтения хорошего сборника стихов. Об этрусских склепах: «Мужчина, опирающийся на локоть, с поднятой головой… Драпировка открывает торс, словно вечность подобна долгой горячей летней ночи».

О путешествии к острову, чья горная вершина первой показывается из тумана: «Так начался для меня Крит — с неба, словно божество».

И греческие дома летом — «…исходящие белизной».

Лежу, любуюсь медленно вздымающимся животом. Поля, карабкающаяся на большой холм. На седьмом месяце живот уже высится вулканом, с кратером пупка, выпуклого на кончике. На девятом гора затрясется, начнет плеваться кровавой лавой и после нескольких потуг породит мышонка.

Завтракаем — каждый по отдельности. На столе ветчина — словно толстая ампутированная нога в чулке. Родители поспешно отщипывают по сухой корочке, делают глоток воды, бросают в рот горсть сердечных таблеток. И почти натощак отправляются в костел. Племянник ничего не ест — нельзя, через час евхаристия. У святого причастия есть что-то общее с антибиотиками — их тоже надо принимать ровно через час или два до (или после) еды. Мы неизлечимо больны вследствие первородного греха, но…

— Интересно, на кого она будет похожа, эта моя двоюродная сестричка, — размышляет за обедом племянник — эстет, как и подобает Весам.

— Наверняка худенькая. — Для сестры, «специалиста по моде», фигура — на первом месте.

— Точно?

— Тетя — худышка, Петр тоже, а ребенок обычно похож на родителей.

Племянник разглядывает меня с большим подозрением. Я беру добавку капусты с горошком.

— Тетя не худая, у нее большой живот.

Не могу смотреть телевизор. Отвратительно праздничный, приторный. Сплошной любовный сериал. Просматриваю газеты. Интервью с актерами «Городка». Мужчины рассказывают о всяких забавных происшествиях. О сценарии они могут сказать лишь одно: замечательно работать со сценаристами, которые «доброжелательно воспринимают их идеи и просьбы». Некоторые актрисы, оказывается, принимают участие в создании сценария. Если бы, приезжая в Польшу, мы с Петром не проводили все время вместе, я бы заподозрила, что у него роман и парочка дописывает сцены прямо в постели. Потому что, насколько я помню, официально ни одна актриса ни одной строчки не сочинила. И почему им обязательно нужно украшать собственное эго? Своего рода макияж мозга и лифтинг таланта? Актеры-мужчины этим не увлекаются, хотя, казалось бы, им, с их самолюбием, более пристало распускать павлиний хвост за кулисами. Изображать из себя режиссеров и сценаристов.

26 декабря

Из носа течет, в голове печет. Опрыскиваю горло спреем с каким-то радикальным средством, но не глотаю — слишком много алкоголя. Старательно выплевываю.

— Тетя, зачем ты плюешь в чашку? — Наш ангелочек вернулся с утренней службы. Принимается за завтрак.

— Я не плюю. Из-за насморка у меня заложен нос, поэтому сопли вытекают через горло. — Нельзя не отдать дань семейной традиции черного юмора, особенно в праздники.

Племянник издает вопль, словно увидел монстра:

— Мама!!!

Приветствую вас, прокладки, с которыми я вроде распрощалась на девять месяцев. Кашель вытряхивает из меня всю имеющуюся в наличии жидкость, и напрасно я то и дело бегаю в туалет.

— Так бывает при беременности. — Сестра одалживает мне «макси с крылышками». — Ребенок давит на мочевой пузырь.

Опасаясь, что Поля оглохнет, пытаюсь кашлять потихоньку. Не двигать мышцами. Эта простуда похожа на эпилепсию. Ложусь на пол и бьюсь всем телом о ковер, придерживая живот и оберегая Полю.

27 декабря

Приехала из Германии Ивонка. Мы не виделись восемь лет. С ней две дочки — в результате дома начинается ад кромешный. Трехлетняя Тереска (как всякая Тереска — доверчивая оптимистка) не отходит от кота. Тот взмахивает пушистым персидским хвостом, попадает девочке в глаз — аллергия. Племянник открывает герметичную упаковку с кофе — крошки брызгают в лицо. Слезы, промывание ран. Старшая дочка Ивонны с перепугу выкрикивает что-то по-польски, но с немецким акцентом. Довоенный бурлеск в версии идиш.

Минута покоя в ванне. Беременность напоминает лысую головку новорожденного, лежащую у меня на животе. Типун пупка искривляет ее, превращая в гримасу насупившегося младенца, сердито сжимающего губки.

Звонит Петр в полном отчаянии:

— Все, конец, я так больше не могу! У нас тут хроническая больная занялась самолечением. Эти лекарства принимать буду, те — нет. Безумствует, не спит по ночам, измучила персонал.

— А врач что?

— Он бессилен. Шведская психиатрия — это бесчеловечный либерализм: пока пациента не признают недееспособным, он может сам решать, как ему лечиться. Она действительно страдает. Первый раз вижу человека в таком тяжелом состоянии. Ей еще может помочь психиатрия, но уж никак не либерализм! Эй… Возвращайся, посмотришь елку.

— Раньше говорили: «У меня есть коллекция бабочек, хочешь посмотреть?»

— Прилетай поскорее, ты, замерзшая бабочка. Я тебя жду.

28 декабря

— Ой, ну и ребенка я нам сделал… — Первое, что бросается Петру в глаза на аэродроме, — обтянутый пальто шарик, подталкивающий багажную тележку. — Вся в бежевом, в вельветовых штанах, с пузиком, ты похожа на пушистого мишку коала.

В гостиной елка до потолка. Серебристо-голубая. Шарики излюбленного Водолеями цвета грязи. (Беата, тоже Водолей, именно так выкрасила деревянный комод.) Достаю из ящика свою отрезанную косичку, выдергиваю несколько прядок и осыпаю ветки.

— Боже, что еще за триллер? — Петушок не понимает, что я задумала.

— Золотой райский дождик, как же без него. — Я зажигаю фонарики.

Наконец-то дома. Я отупела от телевизора. Мучаю Полю Бахом. Уже неделю не гуляла, в голове чад.

Кашель напоминает звук разбитого стекла. Выплескивается из меня понемногу, царапая бронхи. Надеюсь, Поля обладает чувством юмора и представит себе, что оказалась в луна-парке — качели, карусели, чертово колесо. После ужина не могу сдержать удушающий приступ. Уже сама не знаю, чем я кашляю: выплевываю в раковину только что съеденного лосося. Неплохая идея — кормить потомство полупереваренной теплой кашицей. Жаль, что я не самка пеликана.