Потомки - читать онлайн книгу. Автор: Кауи Харт Хеммингс cтр.№ 54

— Заткнись!

Мы смеемся, а Скотти громче всех. Наверное, ей радостно оттого, что сработал ее трюк с мальчишкой из киоска, а может быть, гордится тем, что чувствует любовь. Потому что любовь поднимает тебя выше всех. Пока ты не узнаешь, что тебя-то не любят.

— Какая вам разница? — говорит Скотти, и ее пальцы двигаются по столу, словно она пишет на нем чье-то имя. Имя того, кто ей дороже всех.

— Я люблю… тебя! — говорю я.

Девочки смотрят на меня, не зная, к кому обращено это признание. Не думаю, что им хочется это знать, — они никогда не слышали, чтобы я говорил о любви всерьез. Почти все музыканты ушли, но несколько человек остались и продолжают играть. Мы испытываем чувство облегчения. Мой внезапный приступ любви может спокойно погаснуть.

— За вашего любящего отца, — говорит Сид, поднимая стакан с водой.

Алекс смотрит на меня, потом переводит взгляд на Сида. Интересно, знает ли она о том, что мне известно о смерти его отца? Алекс тихонько трогает его руку, ту, что не держит стакан. Я поднимаю свой бокал и торжественно чокаюсь с Сидом. Семейная пара встает из-за стола, женщина берет свою сумочку и свою цветочную гирлянду. Мужчина проверяет счет и достает деньги. Подержав их в руках, он кладет на стол несколько купюр. Женщина оглядывается на нас. Я машу ей рукой, она машет мне в ответ и направляется к выходу. Прежде чем последовать за ней, мужчина забирает со стола несколько купюр и сует их в карман.

Я смотрю на музыкантов. Двое из них сменили укулеле на гитары. Один играет на укулеле и гортанным голосом поет песню Гэбби Пахинуи «Hi'ilawe». Еще двое играют на гавайских гитарах, чьи звуки пьянят как вино. Я чувствую себя невероятно храбрым и в то же время испытываю печаль, я тверд как кремень. Гавайская гитара. Ki ho'alu. В переводе с гавайского это означает «ослабь струну». Именно этого мне сейчас и хочется. Откинуться на спинку стула, расслабиться. Отпустить все струны. Сидеть бы вот так и никуда не уходить. Но я не могу. Мне нужно работать.

Там, на пляже, я велел мальчику передать матери, что прошу у нее прощения. Сейчас, если бы он спросил меня: «За что?» — я бы ответил: «За то, что я собираюсь сделать».

Мы идем по дороге вдоль залива. Пусть Алекс и напомнила, что еще рано, я с удивлением смотрю на мягкий солнечный свет. Кроваво-оранжевое солнце погружается в океан. Скотти бежит впереди, заскакивает в сады при коттеджах и срывает цветы с чужих деревьев. Все думают, что мы возвращаемся в отель. Все думают, что у нас неприятности.

— Присмотри, чтобы она не рвала цветы в чужих садах, — говорю я Сиду. — И скажи, чтобы шла к выходу на следующий пляж.

Сид смотрит на меня, потом на Алекс, словно подозревает нас в заговоре.

— Ладно.

Он догоняет Скотти и ерошит ей волосы. Она ударяет его кулачком в плечо, а потом подбрасывает свой букет высоко в воздух. Сид пытается поймать падающие вниз веточки.

Алекс смотрит на него. Насмешливое выражение лица делает ее старше.

— Та женщина, с которой мы познакомились на пляже… — говорю я. — С двумя детьми. Это его жена.

— Ты шутишь, — Алекс останавливается и смотрит мне в лицо. — Горячая штучка в шляпе?

— Да, — отвечаю я. — Почему «горячая штучка»?

— Потому что красивая, — говорит она. — Про таких говорят: «Горячая штучка». Как ты узнал, что она его жена?

— Я видел, как они вместе выходили из коттеджа, — отвечаю я и иду дальше.

— Почему ты мне ничего сказал?

Я молчу.

— Не могу поверить, что у него есть семья. Что ты собираешься делать?

Я слышу, как нас догоняет машина. Мы сходим с дороги, только Алекс по одну сторону, а я по другую. Когда машина проезжает, Алекс вновь подходит ко мне.

— Хочу с ним поговорить, — отвечаю я.

— Когда?

— Сейчас. За этим мы сюда и приехали. Чтобы поговорить, не так ли?

— А как же его жена?

Я вспоминаю ее изящную шляпу, погубленную морской водой, ее замерзшие ноги.

— Неужели ты ему так прямо все и скажешь? — спрашивает Алекс. — Вот так, с порога? Постучишь в дверь и скажешь?

— Да, именно так. — (От удивления Алекс приоткрывает рот, в ее глазах — волнение, тревога.) — Не надо на меня так смотреть. А ты как думала? Мы сюда не развлекаться приехали.

— А я и не говорила, что собираюсь развлекаться. С чего ты взял?

— По тебе видно, — отвечаю я. — По глазам.

Алекс еще не знает, что парень получит в наследство гораздо больше, чем моя жена. Он получит все наше прошлое.

— Можно пригласить его вернуться тем же рейсом, что и мы, — говорю я. — Чтобы он мог попрощаться с Джоани. Ты к этому готова?

— Нет, — отвечает Алекс, глядя, как Скотти с разбегу врезается в Сида, затем протягивает ему ветку бугенвиллеи, а когда он хочет ее взять, быстро отдергивает руку.

— А ты готов? — спрашивает Алекс.

— Не совсем, — отвечаю я.

Никогда я не буду готов к этому. Хотя, если вдуматься, человек всегда стремится идти до конца. Нельзя сесть в самолет и зависнуть на полпути. Я хочу дойти до конца, и на душе тяжело. Конец — это смерть Джоани.

— Пойдешь со мной? — спрашиваю я у Алекс.

— Я?

— Да, ты, Алекс, ты.

— Когда ты будешь с ним говорить?

— Нет. Ты поговоришь с ней, пока я буду говорить с ним.

— А куда девать нашего цветочного ребенка? — спрашивает Алекс, показывая на Скотти, которая в это время засовывает цветок Сиду за ухо.

— Возьмем с собой. Ты за ней присмотришь. Вы трое будете отвлекать внимание посторонних. А я с ним поговорю. Просто скажу, что происходит. Я… в общем, я хочу с этим покончить.

— Прямо сейчас?

— Да, — говорю я. — Сейчас.

Сид и Скотти сворачивают к выходу с пляжа и исчезают из виду. Я замечаю, что Алекс замедлила шаг. Наверное, для нее это слишком тяжело. Не следовало мне ее втягивать. На такой случай следовало обзавестись верным другом, кем-нибудь постарше.

— А что случилось с отцом Сида? — спрашиваю я. Алекс бросает на меня быстрый взгляд:

— Что ты имеешь в виду?

— Я знаю, что он умер.

— А, — говорит она, — да.

Может быть, поэтому она так тянется к Сиду? Потому что у него умер отец?

— Погиб в автокатастрофе, — отвечает она. — Он был пьян. Другой водитель тоже. Оба ехали пьяные. Только тот выжил. Молодой парень.

Мне хочется спросить у дочери, не потому ли она пригласила Сида, что у них одно горе? Или она хочет заранее знать, каково это — терять родителей? Мне кажется, я уже и сам знаю ответы на свои вопросы.