— Я давно мечтал побывать в Испании, — сказал Владимир.
— Si ma mare fos Espanya jo seria un fill de puta, — ответил Джорди. — Знаешь, что это значит? Если моя мать испанка, тогда я сукин сын. Вот что я думаю об испанцах. Белые латиносы, вот они кто, и этим все сказано.
— Я бы поехал только в Барселону, — заверил Владимир каталонца.
— Э-э, в Каталонии всюду неплохо. Я однажды трахал одну крохотулечку в Тартозе, почти карлицу.
— Маленькие женщины бывают очень милы, — заметил Владимир. Никого конкретно он не имел в виду.
— Бороду придется убрать, — сообщил Джорди, когда они сели в прохладную машину. — С бородой ты выглядишь слишком взрослым. Мы ведь посылаем парнишку в колледж, а не в юридическую школу. Юридическая школа будет попозже.
Какое совпадение! У Джорди и матери Владимира совершенно одинаковые планы в отношении потомства. Может, этих двоих следует познакомить? Но как ужасно лишиться бесценной бороды, которая делала Владимира на пять лет старше и на десять умнее. К счастью, те же самые гормоны, что сметали волосы с макушки, обеспечивали буйную растительность в местах, расположенных ниже. К тому же на кону стояли двадцать тысяч долларов.
— Я немедленно побреюсь, — пообещал Владимир.
— Хороший мальчик, — Джорди похлопал Владимира по плечу. Его руки пахли детской присыпкой, а в целом запах, исходивший от Джорди и разносимый кондиционером с силой штормового ветра, был на девять частей цитрусовым и на одну часть мужским. — В холодильнике есть кола, если хочешь. — Говорил Джорди с причудливым акцентом работяги из Квинса: «кола» у него превращалась в «колер», «куча» в «кучера», а США в мифическую страну Америкеру.
Мимо болячками на пейзаже мелькали гостинички с немецкими и канадскими флагами, бесконечные забегаловки с электрифицированными коровами и хвостами омаров и, конечно, непременные пальмы, дорогие друзья умеренно-климатических северян.
— Хорошая машина, — похвалил Владимир для поддержания разговора.
— А тебе не кажется, что она немножко черно-мазнутая? Тонированные стекла, громадные покрышки…
Ага, капелька расизма перед ланчем. Пора подключать прогрессивное чутье, Владимир. Старшие Гиршкины выкладывали двадцать пять тысяч долларов в год за твои социалистические камлания на Среднем Западе. Не подведи альма-матер.
— Мистер Джорди, почему вы думаете, что люди с цветной кожей предпочитают тонированные стекла и прочее в том же духе? Если, конечно, вы действительно придерживаетесь подобного мнения?
— Потому что они обезьяны.
— Понятно.
— Но сними с персикового «кадиллака» тонированные стекла и толстые шины, и от крутой машины ничего не останется, правильно? Вот что я тебе скажу: каждый год я беру напрокат по четыре сотни таких машин. Все, кто работает на меня, — в Нью-Йорке, Майами, на Лазурном Берегу — у всех персиковые «кади». Не нравятся мои вкусы, ищи работу в другом месте, баррада. Пендехо. И вопрос закрыт.
Тем временем дешевые мотели северного происхождения сменились величественными туземными фасадами в стиле ар деко. Джорди велел Владимиру смотреть в оба: как бы не проехать отель «Новый Эдем и Кабана», запомнившийся Владимиру по прежним поездкам на Южное побережье, — многоэтажное, несколько облупленное пристанище для курортников, расположенное по соседству с «Фонтебло-Хилтоном», флагманом эпохи норковых палантинов.
Центром шахтообразного, некогда роскошного холла в «Новом Эдеме» служила тщательно отдраенная люстра. Сверзнувшись с высоты в несколько этажей, люстра зависла над поставленными в круг потертыми бархатными креслами.
— Элегантность никогда не выходит из моды, — объявил Джорди. — Нет, ты только глянь на этих славных ребят! — И он принялся с таким рвением махать стайке пенсионеров, словно те были его земляками, с которыми он вместе приехал в Америку. Но, к огорчению Джорди, новоэдемская команда даже не пошевелилась, ее члены наслаждались блаженной послеобеденной дремой. Для тех же, кто пребывал в сознании, в магнитофоне пел Банни Бериган
[21]
, а в зеленой гостиной подавали вегетарианскую печень — слишком много развлечений, чтобы заметить появление Джорди и Владимира, пары необычной по любым стандартам.
Разочарования на этом не закончились. Джорди вернулся от регистрационной стойки со словами:
— Моя дура секретарша напутала с заказом. Ты не возражаешь, если мы поселимся в одном номере?
— О, нисколько. Все равно что вечеринка с ночевкой, маленькие девочки любят такие устраивать.
— Вечеринка с ночевкой. Мне нравится. Хорошая идея. И почему все радости достаются только девчонкам?
Действительно, почему? Была очень веская причина, чтобы все радости на вечеринках с ночевкой доставались девчонкам, и только им. Но Владимиру предстояло выяснить эту причину самостоятельно.
Он отложил в сторону грязную портативную электробритву Джорди и оглядел с разных сторон свое выскобленное (кожу пощипывало) лицо в трехстворчатом зеркале ванной. Караул. На него глянул болезненный ленинградский Владимир, потом испуганный Владимир из Ивритской школы и, наконец, растерянный Владимир из научно-математической школы — триптих, отобразивший его абсолютно бесславную карьеру в качестве подростка. Когда вокруг пухлых губ имеется поросль, напоминающая нашлепку на лобок, это совсем другое дело.
— Ну как? — Владимир вошел в залитую солнцем спальню, в глазах рябило от бесчисленных цветочков на обоях и деревянных деталей — стиль новоанглийских пансионов давно перешагнул границу между Севером и Югом.
Джорди, развалившийся на кровати в одних плавках, поднял голову от газеты. Рыхлостью его тело походило на бурно растущий город, ручейки жира, как пригороды, расползались по всем направлениям.
— Что я вижу? Предо мной привлекательный юноша, — сказал Джорди. — Стоит только побриться, и совсем другое дело.
— Собеседование завтра?
— М-м? — Джорди все еще изучал девственную физиономию Владимира. — Точно. Мы обговорим ответы на вопросы. Но попозже. А сейчас иди погуляй на солнце, пусть подбородок загорит, а то он чересчур выделяется. И обязательно угостись здешним дорогим шампанским. Увидишь цену, глазам своим не поверишь.
Спустившись на лифте, Владимир направился к дверям с указателем «Купальня и бассейн». На воздухе стало ясно, почему шезлонги пустуют, а накачанные служители при бассейне бездельничают флоридский «не сезон» с трехзначной температурой по Фаренгейту засушивал спрос.
Несмотря на подавленность, Владимир приветствовал береговую полосу бокалом шампанского. «Ваше здоровье», — сказал он чайкам, визжавшим в небе. Все вокруг напоминало ему родину. Когда он был маленьким, Гиршкины каждое лето совершали набег на галечные пляжи Ялты. Доктор Гиршкин прописывал ежедневную дозу солнца хворому Владимиру, а мать часами выдерживала его под слепящим желтым диском, заставляя потеть и отхаркивать мокроту.