Приключения русского дебютанта - читать онлайн книгу. Автор: Гари Штейнгарт cтр.№ 32

В подвале, среди строительной пыли и болтающихся электрических проводов, доктор попытался воссоздать покосившуюся деревенскую избу, в которой он провел детство: шершавые, белые с желтоватым оттенком панели должны были заменить русскую березу; грубо сколоченным деревянным стульям и трехногому кухонному столу вменялось воспевать прелести бедности. На столе лежит много Пушкина, чуть Лермонтова и непонятно откуда взявшийся номер «Медицинского журнала Новой Англии»; доктор поспешно забрасывает его под кровать. Большая теплая печь, главный персонаж его юности, в ансамбле отсутствует, но что поделаешь?

Доктор включает вентилятор, раздевается, съедает кусок сыра, для удобства хранящийся рядом с кроватью, и ложится в постель. Пусть мне приснится мой сын в счастье и здравии, велит он себе. Но, увы, сон не приходит. Что-то его не пускает… Неприятный осадок, оставшийся от скромного званого ужина, который он устроил ради сына. В чем дело? Вроде бы он говорил о важнейших вещах — тщете любви, эфемерной природе юности. Но на самом деле попусту молол языком! Велеречивость, русская тоска, ностальгия, а толку чуть. Как всегда, он упустил главное. Он должен был сказать… Так-так… Для начала следовало сказать Владимиру, что он устал. Самыми простыми словами: «Владимир, я устал». Да, вот что надо было сказать. Доктор Гиршкин зевает, словно в подтверждение своей усталости.

«А почему я устал, Владимир? Что ж, если ты не можешь не задать этот вопрос, я отвечу. Я устал, потому что эмиграция в эту страну, расставание навсегда с родной хижиной, юртой, советскими высотками требует честолюбия, безумия, упорства и силы воли, которых у меня никогда не было».

Эх-х. Доктор Гиршкин расправляет влажные простыни и хорошенько взбивает подушку. Нет, это звучит слишком жалобно, слишком пораженчески. Лучше подпустить побольше теории.

«Видишь ли, Володя, — мог бы он сказать, — Старый Свет населен двумя породами обывателей — альфа и бета. Альфа, ощутив, как высохшая земля трещит под ногами, быстренько налаживает всю семью в Новый Свет, а бета, бедняга со слабым, сентиментальным сердцем, не двигается с места, продолжая возделывать бесплодную землю. Твоя мать, как ты, наверное, уже догадался, из породы альфа — неиссякаемая, непобедимая, неистовая энергия. Ты слушаешь, Володя?

Хорошо! Потому что вот что я хочу сказать: вопреки иммигрантскому рейтингу, составленному твоей матерью, нет ничего плохого в том, чтобы быть меньше, чем сосед, быть бета-иммигрантом здесь, в Америке, где всем заправляют альфа-иммигранты. Это нормально — позволять более сильным людям брать на себя ответственность за твою жизнь, позволять им перетаскивать тебя в лучшее место, учить уму-разуму. Потому что по большому счету, сынок, компромиссы, возможно, и необходимы, но постоянная торговля, взвешивание и перевешивание оборачиваются болезнью».

Доктора Гиршкина пробила радостная дрожь — это же настоящее прозрение! «Болезнь». Здорово! Или даже «сумасшествие». Так, пожалуй, еще лучше.

Он задумался, как бы ему поделиться открытием с Владимиром. Может быть, удастся опять затащить его в Скарсдейл, посулив дополнительно денег, или же они отправятся на экскурсию в знаменитый музей Метрополитен (тамошние ближневосточные коллекции великолепны). Да, в музей. Идеальное место для передачи важного знания.

Когда доктора Гиршкина наконец сморил сон, ему снились отец и сын верхом на крылатом ассирийском льве, они парили над антеннами и колючими шпилями этой неприглядной страны. Доктор понятия не имел, куда древний зверь несет их, но, в конце концов, после долгого утомительного дня хорошо просто взмыть в воздух.

На следующее утро в Манхэттене Владимир, стряхнув путы сна, энергично почистил зубы, постоял под очистительным душем и произвел смотр своему добру: 800 долларов от отца плюс 500 от Рыбакова плюс все еще непроданный «Ролекс» и десять тысяч сигарет «Данхилл».

— Хорошее начало, — сообщил Владимир очертанию спящей под одеялом Франчески, — но я настроен на большее.

И с этой гэтсбианской мантрой на устах он отправился на работу — в занятный мир Общества им. Эммы Лазарус. Не успел он миновать приемную, как поляк Збигнев выскочил из комнаты обработки данных и преградил ему дорогу.

— Гиршкин, — произнес Збигнев. — Он здесь.

— Господи! Кто здесь?

— Помнишь твоего идиота-соотечественника с вентилятором? Рыбакова? Его Зе-эс-и пришел.

— Зе-эс-и?

— Закон о свободе информации. О мой боже! Ты здесь уж сто лет работаешь, Гиршкин!

Збигнев схватил подчиненного за рукав и потащил в свое логово, кабинет главного специалиста по окультуриванию иммигрантов. Там с одной стены Лех Валенса махал восторженным докерам, с другой Иоанн-Павел II рассеянно улыбался из-под скипетра, а по центру, на самом видном месте, висела заключенная в рамочку обложка збигневского шедевра, изданного на средства автора, «Поляк поляку: путешествие отца и сына к сердцу Полонии».

— Он дошел аж до церемонии принятия гражданства, — беззаботно трещал Збигнев, размахивая правительственным документом. Владимир застал его сразу после ланча — самые благостные, почти посткоитальные, минуты за весь унылый день начальника по культуре.

— Вот как.

— Вообрази такой сюжет. Рыбаков произносит клятву, он как раз на том месте, когда нужно поклясться защищать страну от всех врагов, внутренних и внешних, и тут… Видимо, он понимает эти слова превратно либо, что вероятнее, попросту пьян, потому что внезапно набрасывается с кулаками на мистера Джамаля ибн-Рашида, проживающего в Кью-Гарденз, в Квинсе. Здесь сказано, что Рыбаков лупил его обоими костылями, выкрикивая расистское «долой!».

— Понятно.

— Мистера Рашида уговорили не подавать в суд, но…

— Гражданство.

— Да.

— А нельзя ли что-нибудь сделать? — поинтересовался Владимир. — То есть этот человек официальный шиз, наверняка для психически больных существуют поблажки.

— Что же нам для него сделать? Может, засадить его в такое место, где он ни до кого не доберется? А может, закрыть визовый отдел в Москве, чтобы ваши русские выродки сидели дома?

Да, конечно.

— Спасибо, пан директор.

С этими словами Владимир ретировался в привычный беспорядок своего собственного рабочего места. Положил голову на холодную металлическую поверхность стола. В новости, услышанной от Збигнева, не было ничего хорошего…

Владимир хотел, чтобы Рыбаков получил гражданство.

Он хотел дополнительных товаров и услуг от грузин.

Хотел наведаться в Праву к Сурку, дабы лично выудить из него побольше даров.

Что ж, по крайней мере, вечером его ждет ужин с Руокко. Сегодня опять буйабесовый день? Стоп, дайте вспомнить… Понедельник — полента, вторник — ньокки… Что следует за вторником? Согласно записной книжке, встреча с шутом гороховым. Бывшим лучшим другом Баобабом.