Сентябрь
Американские банки дают знать Италии, что экономическая помощь Соединенных Штатов (единственный источник для истощенной и разрушенной войной страны) находится под вопросом из-за действий правительства Парри, находящегося под влиянием левых сил.
В Индокитае французские колониалисты посылают с юга экспедиционный корпус, который под прикрытием англичан начинает завоевание Вьетнама.
Октябрь–декабрь
В Китае уход японской армии положил конец перемирию между коммунистами Мао Цзэдуна и националистическим правительством Чан Кайши, которому благоволят все великие державы, включая Советский Союз. Переговоры между двумя сторонами о создании коалиционного правительства прерываются разразившимся ожесточенным сражением двух противостоящих армий. Побеждает Красная Армия Мао Цзэдуна, с неудержимой силой возобновляется гражданская война.
В Италии конец правительства Парри. Председателем нового правительства становится умеренный христианский демократ Де Гаспери, который включает в него также и коммунистов: Тольятти возглавляет министерство юстиции. Одним из первых актов этого министерства становится, в соответствии с ранее принятой линией национального примирения, окончательное прекращение процессов против фашистов.
1
«Судьбе угодно, чтобы ты с ним так и не встретилась!» — воскликнула Филомена, когда Сантина, при втором появлении Нино, пришла через час после того, как он ушел. Действительно, они так никогда и не увиделись, но, возможно, их встреча не имела бы ни для него, ни для нее никаких последствий.
Разумеется, для Нино время было понятием относительным. После стольких месяцев отсутствия он появился с таким видом, как будто прошло всего несколько дней. На этот раз малышка осталась в своем углу, неуверенно глядя на него, как прогнанный прочь котенок. Узеппе дрожал: он вцепился в куртку Нино, чтобы не дать ему уйти.
Они не виделись с того самого дня в лагере, в октябре сорок третьего года. Узеппе, которому тогда было чуть более двух лет, теперь был на полтора с лишним года старше, да и во внешности Нино за это время произошли изменения. Однако они сразу же узнали друг друга, как будто для них не прошло этих полутора лет. Лишь спустя некоторое время Нино сказал Узеппе:
«Ты изменился: глаза стали грустнее», — и он пощекотал брата, чтобы развеселить его. Узеппе заливисто рассмеялся.
И на этот раз Нино спешил. В момент прощания с младшим братом он сунул в карман его комбинезончика пригоршню бумажных денег; там, на взгляд Узеппе, было ничуть не меньше миллиона.
«Это тебе от меня, — сказал Нино, стоя одной ногой на лестнице, — купи себе велосипед».
Но в этот момент велосипед совсем не интересовал Узеппе, он думал только о том, что Нино уходит. Через некоторое время он своими тонкими пальчиками помог Иде достать из кармана «миллион». В понимании Узеппе всякие там миллионы и миллиарды по праву принадлежали матерям, а в его руках это были просто бумажки.
В последние дни апреля из разных частей Европы, где немцы еще оказывали сопротивление, война начала свой стремительный бег к финалу. Со знаменитым секретным оружием у рейха не получилось. В Италии «готическая линия» была прорвана — как и все прочие линии, укрепления и фронты в других местах. Немецкие войска после отступления из Милана капитулировали, а в разрушенный и окруженный со всех сторон Берлин уже входили первые русские солдаты.
Примерно через неделю окончательная капитуляция Германии завершала, после шести лет кровавой бойни, блиц-криг в Европе.
Видения мечтателя Муссолини, который сам себя увенчал короной триумфатора на белом коне, развеялись, как дым. Однако видения мечтателя Гитлера превратились в реальность на огромных пространствах. Целые области, города и страны «новым порядком» были превращены в горы скелетов, в развалины и могилы. Более пятидесяти миллионов человек умерли не своей смертью, среди которых и сам фюрер, и итальянский дуче, прилепившийся к нему, как в цирке клоун к герою арены. Их маленькие тела были поглощены землей, как тела иудеев, коммунистов и бандитов; как тела Мухи и Квадрата, Эстерины и Анджелино, и повивальной бабки Иезекиили.
Там, за Европой, на востоке, Вторая мировая война еще продолжалась, а здесь пришло время подводить итоги и затевать судебные процессы, как оно водится после крупного надувательства или убийства в семье. Обнажались даже самые скандальные интимные подробности, которые до тех пор пытались скрыть.
Открывались двери тюрем, вскрывались ямы и рвы. Исследовались места преступлений, преступники получали свое. Находили спрятанные документы. Составляли списки, записывали фамилии.
Уже с прошлого лета в Риме на афишах и в газетах можно было увидеть странные фотографии, которые с появлением новых информационных бюллетеней, разумеется, ходили и по нашему району Тестаччо, и по улице Мастро Джорджо. Однако в то время Узеппе был еще «под покровительством Святого младенца», как говорят в Риме о несмышленых малышах. Тут просматривался, может быть, один из примеров некоторого отставания в его развитии. Совсем как грудные младенцы, или даже как собаки и кошки, он не распознавал конкретных форм в одномерных печатных изображениях. Да и, по правде сказать, во время своих случайных прогулок по району Тестаччо, ведомый за руку кем-нибудь из взрослых, он был так захвачен разнообразием окружающего мира, что не обращал внимания на эти фотографии. Дома ему было категорически запрещено трогать книги, поскольку они принадлежали Джованнино, а теми немногими газетами, которые оказывались под рукой, он не интересовался, так как не умел читать.
Единственными картинками, кроме игральных карт (к тому же запертых в ящике), с которыми он сталкивался, были рисунки комиксов и букваря, который принесла ему Ида. Однако, хотя он и восклицал время от времени с видом прорицателя: «дом», «цветы», «люди!», угадывая слово по рисунку, подобные забавы быстро ему надоедали.
Но однажды, весной 1945 года, мать, зайдя в лавку, оставила его ненадолго на улице, а когда она вышла, Узеппе рассматривал иллюстрированные журналы, вывешенные у газетного киоска чуть выше его головы. На развороте нижнего из журналов находились два больших снимка, изображающие повешенных. На одной фотографии была видна аллея, тянущаяся вдоль полуразрушенного парапета набережной. На деревьях аллеи, в ряд, висели тела людей, все в одинаковом положении: голова свесилась набок, ноги слегка разведены, руки связаны за спиной. Все они были молодыми, бедно одетыми. На шее каждого висела дощечка с надписью: «Партизан». Все они были мужчинами, за исключением единственной женщины в начале ряда, на которой не было никакой дощечки. В отличие от остальных, она висела не на веревке, а на крюке из мясной лавки, воткнутом в шею. На фотографии ее можно было видеть со спины, однако, судя по формам тела, она была очень молода, не больше двадцати лет, хорошо сложена. На ней были темные брюки, а на окровавленную спину, беловатую на фото, и потому кажущуюся голой, спадали длинные черные волосы, то ли заплетенные в косички, то ли распущенные — не разобрать. Возле парапета виднелась фигура мужчины, наверное, часового, в солдатских брюках, застегнутых на лодыжке. На другой стороне улицы стояла и глядела на все это небольшая группа людей, по виду — случайных прохожих, среди которых были два мальчика примерно одного возраста с Узеппе.