Натурщица Коллонтай - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Ряжский cтр.№ 4

А как мне на папину могилу посмотреть?

И выпивает он ещё, дядя Паша, хотя и не ругается, и не дерётся, и ничего такого. Только не работает совсем и всё время дома сидит, в окно смотрит. Любит гвоздики в ботинки вбивать, чтобы не отрывались подмётки. На подоконнике разложит молоток и подставку, и стукает. Настоящей рукой — стукает, а перчаткой — поддерживает через ненастоящие пальцы. Всем соседям все ботинки перестукал, а денег не берёт, говорит, что душа к подмёткам его тянется, и за это брать монетой грешно. На пенсии он, на инвалидной, на пособии.

А ещё любит стирать. Всё подряд. Говорит, везде живут вши. Воши. В одёже, в еде, в кровати, в дорожной пыли, даже между подмёткой и ботинком они есть, плоские, приспособленные к давлению на них весом любого человека. Даже сказал, что в протезе его эти животные, бывает, появляются, хотя он совершенно для них несъедобный и твердокаменный. Он стирает на общей кухне, потому что отдельной комнаты для ванного корыта у нас нету, бабушка. В тазу. Себе, нам и соседям заодно. Одной рукой приспособился как-то, и тереть и выжимать. За стакан всё равно чего. А у тебя ванна есть? Какое слово красивое, правда? Так и хочется в него забраться и понежиться — говорят, там белое, гладкое и скользкое все внутри.

В это время я делаю уроки и читаю, больше мне некогда — он или стукает, или громко со мной разговаривает, или просто молчит и смотрит на меня хмуро и мокро — так, что ничего в голову не идёт из того, что задали на дом.

Но сейчас уже каникулы, не учусь до самого сентября. Хочешь, на всё лето к тебе приеду жить? Пускай они сами тут с мамой стукают и стирают, а мы с тобой сами будем. Я тебя буду катать на креслице с колёсиками, на воздухе, и кумыс буду заквашивать кефирный из моего башкирского рецепта.

Мама обещала когда-нибудь повезти меня к Чёрному морю, когда сможет заработать на билеты до юга и прожить там со мной свой отпуск около солёного прибоя. Она теперь снова работает буфетчицей, как тогда, в Швеции вашей, — откуда ушла, туда обратно вернулась, как и не было войны вовсе. Но только отпускает не дипломатам разным, а на заводе. На галошной фабрике. Притащила недавно оттуда две галошины и подарила обе дяде Паше. Одну для ботинка ноги, а вторую для ботинка протеза. Я спрашиваю его потом, для чего ему второй галош-то, раз нога деревянная и всё равно не мокнет. Оставил бы лучше на износ первого, они ж равные по всему, что левый, что правый, и по красоте и по размеру. А он подумал и ответил, что я не доросла ещё до понимания полной красоты мира, что всё в нём сделано по уму, и подобным решением с двойным галошем ни в коем случае нельзя разрушать гармонию мироздания. Это он про что, Шуринька? Про какую гармонию? У нас сосед по коммуналке на трофейном аккордеоне немножко умеет. Плоховато, правда, но иногда что-то знакомое всё же можно узнать, если постарается, когда трезвый. А гармония мироздания — это что ещё за зверь? Он ещё сказал тогда, что мир наш создан был безо всякой цели, а исключительно ради самой красоты. Получается, что революцию тоже просто для красоты делали? И Ленин для красоты? И Сталин? И ты вместе с ними со всеми? Он дурак, наш дядя Паша, или я чего-то не поняла из его слов? А с мамой я про это не хочу, она его облизывает со всех сторон, несмотря что безруконогий, и не говорит мне, за какие такие достижения и успехи. И кормит. А он ест. Говорит, на войне кормился лучше, чем когда его поначалу домой без двух конечностей вернули. Там тушёнка была, каша горячая, на воздухе, боевые сто грамм — каждый раз, как последние. А дома — до нас, до мамы ещё — как вроде и нет его больше на свете, как и не воевал, и не защищал, и по фашистам не бухал из дальнобойки своей. Если б, говорит, мама моя не нашлась для его жизни, то наложил бы на себя руки. Уже и место выбрал, говорит, где под машину грузовую кинуться и покончить с одиночеством и ненужностью своей ни для кого.

Мне этому верить, бабушка, или лучше не стоит, как считаешь? Не забудь про это отдельно сказать, когда будешь писать своё письмо, ладно?

Так вот, про юг и про море. Говорят, соль полезна для организма, её даже лошади лижут, но я подумала, зачем же тогда человек выпускает её из себя вместе со слезами?

Не размышляла об этом, Шуринька?

А я прикидывала, и вот что мне про это придумалось. Соль, как и все люди, бывает разная. И не потому только, что она морская там или обычная, из земли или с кальциевых камней. Соль разъедает человека изнутри и смывает с него всю лишнюю внутреннюю грязь. И сколько нехорошей грязи есть в человеке, столько соли он вырабатывает для её смыва. Получается, что если люди плохие, то смывать им нужно много, соль выходит из них быстро, не удерживается в организме. А добрые люди, они больше по характеру своему весёлые, им смывать надо мало, и слёзы их скорей от радости, а не от грязи и от расстройства подлыми делами. Значит, соль их полезная, расходуется с умом, понемногу и долго держит в человеке запас сил и здоровья. А дурной человек и плохой человек быстро расходуют свой припас, и дальше он уже не восполняется организмом, потому что съеден раньше срока. Так вот: мама работает, как лошадь без стойла, крепится и старается улыбаться как можно чаще. А дядя Паша часто грустит, хоть и пристроил себя к нам, и много и угрюмо молчит, когда громко не разговаривает, и ничего не зарабатывает, кроме малюсенькой пенсии по инвалидке.

И поэтому ни на какое море я не поеду, пока они с мамой живут на наших метрах, под нашей крышей и на её полном снабжении. А кто тебя возит на колясочке? Кто прибирается и гладит? И как ты питаешься, Шуринька? Тебе хватает витаминов и полезных для организма приправ? Сейчас все только и говорят, что это самое главное в жизни пожилого организма.

Я всё время думаю о тебе, бабушка. Представляю себе, как ты обрадуешься, когда вскроешь конверт с моим первым письмом и сразу же догадаешься, кто его тебе написал. Прямо вижу твоё лицо, как ты вскрикиваешь от неожиданности и закрываешь на секундочку свои глаза, а вокруг глаз морщинки, тёплые такие и мягкие, к которым хочется сначала прикоснуться, а потом разгладить пальчиком.

А у вас там не было войны, где ты отбывала послом? Там стреляли? А бомбили рядом с вами где-нибудь или только кидали зажигалки? Тебе было страшно или обычно? Или у вас тоже было бомбоубежище, как в Москве? И если бы к вам пришли фашисты, ты бы стала по ним стрелять или только разговаривать с ними под белым флагом? А белофинны нападали только на нас или на Швецию тоже? А после тебя там у них будет тоже мир или опять война, если тебя уже больше там нет? А если бы Ленин не умер, то немец пошёл бы на Советский Союз или бы испугался и остановил свои полчища на пороге?

Дядя Паша, когда выпьет, говорит, что Ленин был с большой дороги, а Сталин — с дороги поменьше, хотя дел натворил неизмеримо больше. И не говорит, каких дел, хороших или плохих. А мама, если слышит такое, бежит к нему и рот ему закрывает двумя руками и по сторонам смотрит — туда-сюда, туда-сюда. А у самой глаза испуганные, как у лосихи, и бегают, бегают, вращают кругом себя. А дядя Паша, пока у мамы руки ртом его заняты, за пояс её обхватывает живой рукой и к себе жмёт, тесно так, впритирку. И носом в мамин живот упирается. И пыхтит через заткнутые ноздри, бормочет чего-то своё. Но если вслушаться, то бывает, что можно разобрать отдельные слова, а потом если за несколько раз сложить между собой разные кусочки от услышанного, то получится что-то вроде такого — «ну не порть мне радости сказать, что рвётся из меня, миленькая ты моя, родименькая, ну дай подышать хотя бы с тобою рядом, с вами двумя моими, без никого больше, без них без проклятых…»