У нас в саду жулики - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Михайлов cтр.№ 87

2

Я смотрю на ползущую по абажуру гусеницу и слушаю мамин рассказ о своей боевой подруге.

До революции Галочкин папа был владельцем самой крупной в России ткацкой фабрики, но в годы военного коммунизма, показывая личный пример, из стана эксплуататоров переметнулся на сторону своего классового врага и, засучив рукава, вместе с ивановскими ткачихами встал за ткацкий станок. И маленькая Галя еще со школьной скамьи очень переживала, что ее пролетарское происхождение подвергается сомнению. Правда, совсем недавно в газете «Неделя» о Галином родителе был опубликован целый разворот. Среди мануфактурщиков города Иванова уже в советское время он получил первый патент за изобретение. Он изобрел защитную одежду «хаки».

Еще до этого изобретения юная безбожница жила, если уместно это выражение, как у Христа за пазухой. Она была очень смазливая, и все молодые люди, охмуренные ее красотой, сразу же в нее влюблялись. Как, впрочем, и в маму, но с той оговоркой, что они с Галей почти никогда не соперничали. Мама брала своей выдержанностью и собранностью, а у Гали, по мнению мамы, был просто испорченный вкус. При этом недостатке Галя еще и злоупотребляла выпивкой, в то время как маме такой образ жизни претил.

Уже вступил в свои права и был в самом разгаре НЭП, и неразборчивая Галя меняла своих ухажеров как перчатки, и среди ее воздыхателей больше всех преуспел Адольф.

В ту пору Гитлер считался еще борцом за рабочее дело, и имя Адольф в нашей стране даже пользовалось уважением и популярностью.

Адольф тоже «работал над фюзеляжем», но прельстил он Галю совсем не этим. Он прекрасно играл на рояле и на любой вкус мог подобрать изысканную мелодию. Он был по природе импровизатор и заводила всех молодежных компаний. Но маму туда, в эти бездумные посиделки, никогда не тянуло. Маму больше привлекало организовывать комсомол и прокладывать колею идущим за передовым отрядом молодежи пионерским ячейкам. И маминым пионером был известный потом детский писатель Анатолий Рыбаков, автор прогремевшего на всю страну знаменитого «Кортика». И Анатолия Наумовича мама всегда называла просто Толей, и он, в свою очередь, с ее мнением всегда очень считался. И мама и теперь уверена, что дала будущему автору легендарного романа «Дети Арбата» путевку в жизнь и в свое время даже подкинула ему несколько самых острых сюжетов.

3

За вычетом «возмутительно отобранного» Днепромихайловска, дедушке, учитывая его боевые заслуги, дали квартиру на улице Грановского, и, будучи наркомом тяжелого машиностроения, сам бывший слесарь высокой квалификации, он привил маме дух пролетарского интернационализма, а в это время ветреная Галя на очередной вечеринке спуталась с Цфасманом, и уже тогда это был известный на всю страну композитор легкого жанра и такой же крутой импровизатор, как и его самый близкий ему по духу товарищ. И в результате Галя от него заразилась гонореей, и, обеспокоенная состоянием здоровья своей подруги, мама ее от этой не совсем красивой болезни вылечила.

Я удивился:

– Ты… вылечила тетю Галю от гонореи?

Но мама мне потом все объяснила.

Конечно, не она сама, а врачи. Просто Галя тогда вдруг стала очень серьезно болеть, и не только одной гонореей, и благодаря бабушкиному воздыхателю товарищу Буденному (который жил на нашей лестничной клетке и когда дедушка уезжал за границу, то приходил к бабушке в гости и, сидя на табуретке, успокаивал ее свой игрой на баяне), а также дедушкиному соратнику по борьбе товарищу Ворошилову (с чьей женой Екатериной Давыдовной бабушка была очень дружна), у мамы наладились тесные связи с Кремлевской больницей, тем более что эта больница находилась у нас под боком, на той же улице Грановского, где жили только одни члены правительства, и во дворе каждого дома возле полосатой будки стоял милиционер, а в каждом подъезде в качестве вахтера дежурил с кобурой на боку неразговорчивый офицер.

Обескураженный Галиным недомоганием, Адольф, конечно, очень переживал, и, выясняя отношения, они с Цфасманом даже чуть не подрались, но по своей натуре Адольф был очень отходчивый и все Гале простил, и не совсем благородная Галя даже после выписки из больницы все продолжала вести свой разгульный образ жизни, но, невзирая на все Галины закидоны, Адольф все равно ее любил, и по его настоянию (у Адольфа была отдельная квартира) они с Галей в конце концов зарегистрировались. А потом Адольф в чем-то проштрафился, и в качестве профилактической меры его куда-то посылают на перековку, тогда ведь еще не совсем сажали, а отправляли в глухую провинцию поднимать производство, и Адольф иногда к Гале из глубинки приезжал и чуть ли не каждую неделю присылал ей продукты питания, хотя она тогда практически ни в чем не нуждалась, так как была уже таким же специалистом по прочности, как и мама. Но «сколько волка ни корми, он все равно смотрит в лес» – и, возобновив свои «пагубные привычки», Галя, в отсутствие Адольфа, стала от него снова погуливать.

4

Наступает 37-й год, и побывки Адольфа неожиданно сходят на нет, а в свою очередь Галя, как под копирку с мамы, получает точно такую же директиву, и теперь она должна от своего Адика письменно отказаться; для достижения этой цели ее все в том же скоростном лифте увозят в подземный кабинет, где, аннулировав паспорт, выдают ей, как и в случае с мамой, очередной следующий, и она точно так же (во время дружественной беседы) в поддержку своему суженому передает ему в камеру предварительного заключения всю их историю любви, запечатленную в письмах и фотографиях.

Отвлекаясь от экрана, папа настораживается и, поднимаясь из шезлонга, прежде чем идти готовить маме лекарство, успевает заметить, что уже и тогда, в «старые добрые времена», Галя была «настоящая тварь» – и для убедительности повторяет эту свою оценку еще раз.

– Да. Это была тварь. Самая настоящая тварь. Да и сейчас, – все с той же настойчивостью невесело добавляет папа, – да и сейчас «эта нечистоплотная потаскуха» еще нам с тобой, Верка, покажет!

5

Ну, а потом, со скорбной гримасой, чуть изменив тон повествования, продолжает свой рассказ мама (расстроенная даже не репликой папы, а не совсем красивым поведением своей подруги), наступает черед и самой Гали, и ее тоже отправляют в ссылку, точнее даже, не в ссылку, а без отрыва от коллектива ЦАГИ (как тогда говорили, в составе «шараги») дислоцируют на «вольное поселение», и задним числом теперь принято «навешивать всех собак» на знаменитого тогда Гришку Кутепова, но мама считает, что Гришка был вообще-то парень неплохой, по крайней мере, в «шараге» многие сослуживцы его уважали и, наверно, не зря в свое время его даже выбрали комсоргом, но папа тут же встрял и возразил, что этот Гришка был на самом деле «настоящая сволочь», «ведь ты же, Вера, сама, помнишь, рассказывала». И уже на поселении Галя снюхивается с молодым военпредом и живет с ним, как «обычная вольнонаемная», и только ходит отмечаться в комендатуру, и этот военпред в Галю «по уши втюхался», и когда мама в лице Климента Ефремовича пустила в ход тяжелую кавалерию и в конце концов все-таки выхлопотала Галино возвращение в Москву, то «этот мальчишка» чуть не сошел с ума и, по свидетельству очевидцев, не пережив разлуки, прямо в своем кабинете выстрелил себе в висок.