У нас в саду жулики - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Михайлов cтр.№ 86

Сидящий на скамейке папа уже заранее принимает защитную стойку: сейчас Бонифаций, которого папа называет «сукин сын», устроит ему бледный вид. Но что самое характерное – только одному папе, хотя на скамейке рядом сидят и мама, и я. По уже сложившейся традиции вернувшийся с купания затейник бросается папу обнюхивать и тычется холодным носом в папины тапочки. Потом, упираясь всеми четырьмя лапами, точно стоящая на пьедестале игрушка, напористо распружинивается и, отряхиваясь и фыркая, окатывает папу целым фонтаном брызг. И не успевает еще папа опомниться, как тут же (подтверждая худшие папины опасения) вываливается в песке и с радостным лаем проделывает ту же самую операцию, заменяя при этом капли воды на разлетающиеся песчинки.

Напоминая попавшего под град ударов незадачливого боксера, папа беспорядочно и панически отбивается.

Мама смотрит на клумбу и, даже как-то помолодев, передает мне последние известия: вдова соседа справа, Ивана Ивановича, завела себе любовника, а вдова соседа напротив, Бориса Васильевича, вышла замуж за его брата.

Борис Васильевич всю свою сознательную жизнь выращивал кроликов, но после его кончины братишка перешел на белых мышей и сдает их теперь государству для опытов, а все отбросы сливает по специальному желобу к нам на участок (наш участок над уровнем болота намного ниже участка Бориса Васильевича). И папа уже собрался накатать в Раменский райисполком жалобу и хотел ее даже сам отвезти и с распиской о вручении на своем экземпляре отдать в руки секретарши, но в последний момент все-таки передумал: еще при жизни бабушки ее халупу папа оформил сараем и, помимо водопровода, в нарушение инструкции, провел туда и газ, и теперь соседи могут на нас накапать, и тогда нашу пристройку в лучшем случае от газа отрежут и, применив штрафные санкции, заставят ее оформить как положено, а в худшем – и совсем аннулируют, а часть земли, согласно букве закона, с кустами сирени и флоксов, идя навстречу трудящимся, могут и конфисковать в пользу налогоплательщиков.

Но справедливость восторжествовала, и тридцать лет назад, олицетворяя мою сагу «У нас в саду жулики», собака вышедшего погулять Ивана Ивановича, попав под горячую руку выскочившей за калитку мамы, сорвалась с поводка и, отомстив за не совсем корректное будущее поведение брата, разорвала Борису Васильевичу штаны.

После второго триппера и моего очередного изгнания с Колымы я столкнулся с ним в приемном покое кожно-венерологического диспансера: по приезде в родимые пенаты решил получить информацию о необходимости повторной провокации и уточнить срок обязательного табу на возобновление половых сношений. Своего друга детства я не видел уже года три, и тут мне вдруг повезло: обслуживающий персонал Клиники имени Ганнушкина, куда Анисим периодически попадает на плановое обследование, лечить его от гонореи категорически отказался. Вот и пришлось ему прямо в войлочных тапочках и в больничном халате, игнорируя амбулаторные процедуры, в срочном порядке спускаться по пожарной лестнице из окна туалета.

А в прошлом году, когда я был в Ленинграде, Анисим приезжал к нам на дачу и привез мне в подарок бутылку жигулевского пива и сушеную воблу. И не впустив Анисима даже на порог веранды, мама все-таки его пригласила в нашу садовую беседку, а папа, не испытывая особенного энтузиазма, демонстративно повесил себе на спину бачок и пошел опрыскивать черную смородину.

Анисим попросил у мамы открывашку и, не дождавшись маминой реакции, открыл бутылку зубами и, вытащив из сумки бумажные стаканчики, тут же их наполнил. А когда раздраженный папа уже приблизился к беседке, то, глядя на цедящую пиво маму, Анисим приставил к подбородку ладонь и, как это с ним нередко случалось и в юности, отвернувшись куда-то в пространство и одновременно пригнувшись, раскатисто загоготал, после чего со словами «бедный мальчик!» мама погладила его по голове, и, оторвавшись от набрякших под тяжестью ягод веток, папа, наконец, не выдержал и со словами «Вера, мы уже опаздываем на электричку!» схватил маму за локоть и, помогая ей подняться, повел ее обратно на веранду, в то время как Анисим, совсем не обидевшись, допил оставшееся пиво и, побросав уже использованные стаканчики себе обратно в сумку, независимой и даже слегка пританцовывающей походкой взял курс на калитку, а усадивший маму на стул и вышедший потом за калитку папа, убедившись в поверженности удаляющегося супостата, возвратился в беседку и, брезгливо поморщившись, отнес оставленную моим другом рыбину в помойное ведро.

1

Я смотрю на абажур и, вспоминая связанные с ним события тридцатилетней давности, слушаю историю маминой дружбы.

Мама рассказывает мне про свою старинную подругу Галю Настюкову, а папа откладывает в сторону газету и, включив телевизор, снова усаживается в шезлонг.

На столе стоит корзина с красной смородиной, и, опустошая очередную кисточку, я склевываю на ней ягодку за ягодкой.

Со стороны может показаться, что папа уже давно клюет носом, но на самом деле это далеко не так, и, несмотря на свои 78 лет, папа даже и не думает дремать. А на экране, подогревая нахлынувшую волну ностальгии, по многочисленным заявкам трудящихся трансляция замечательной советской комедии СВИНАРКА и ПАСТУХ.

На весь экран – расширенные от счастья глаза простой советской труженицы из далекого северного колхоза: ну, вот, наконец-то, и сбывается самая сокровенная мечта – е е вызывают в Москву на Выставку достижений народного хозяйств а !

Свинарку зовут Глашей, и перед ней на фоне бесконечных вольеров и клеток на весь экран красочный стенд с портретом знатного пастуха-овцевода из далекого южного аула.

И крупным планом – поросята, поросята… миллион поросят… и над розовыми пятачками – олицетворяя Родину-мать – огромная свиноматка по имени ЛАСТОЧКА.

В кружащихся блестках конфетти – всё девчата, девчата, девчата… и все бегут, и поют, и радостно улыбаются… И вместе с ними – бежит и яростно хохочет счастливая Глаша – и снова на весь экран ее расширенные от счастья глаза.

Опять на весь экран – теперь уже похожий на юного Джугашвили горный орел – и окрыленная СВИНАРКА со слезами на глазах зачитывает ему свои социалистические обязательства.

И ей в ответ сошедший с красочного стенда ПАСТУХ делится самым сокровенным – по сколько килограмм шерсти он планирует настричь с каждой овцы.

Под музыку Лебедева-Кумача – величественная кантата о дружбе, рожденной в самом сердце нашей великой Родины – в златоглавой Москве. И после дуэта о величавой столице СВИНАРКА и ПАСТУХ дают друг другу клятву верности.

Она уезжает на Север – к своим любимым свиньям. И всюду – свиньи… свиньи… свиньи… и сверкающие в рубиновом свете звезд белоснежные ковры… На фоне провисших попонами ветвей сказочных исполинов дубов и встроенных в сугробы с резными петушками светящихся изб…

А он уезжает на Юг – к своим любимым овцам. И всюду овцы… овцы… овцы… миллионы пасущихся овец… На фоне необозримых горных пиков и глубоких ущелий…