У нас в саду жулики - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Михайлов cтр.№ 90

А потом нам надо было лететь в США, но я почему-то заупрямился и лететь в Америку категорически не захотел.

Я маму перебиваю:

– Кто, я?.. Я не захотел лететь в Америку?

Мама на меня смотрит и с какой-то печальной укоризной качает головой:

– Ты что, забыл, тебя еще вызывали к Левушкину…

Я говорю:

– Мамуля, мне же тогда было только шесть лет…

Мама на меня смотрит и молчит.

Тут вмешивается папа.

Он смотрит на маму и говорит:

– Ты что, Вера, того? Зачем ты впутываешь Толю! – и, повернувшись ко мне, крутит у себя возле виска указательным пальцем.

– Все, Толька, – строго замечает мне папа, – видишь, мама уже устала… Пойдем, Верунчик, пойдем попурлептикаем…

Попурлептикать (от французского пур ле пти) – это значит сходить в туалет по-маленькому. В отличие от всех остальных маме разрешается ходить в утепленный туалет, куда из бака при помощи мотора качается горячая вода.

Но мама опять сопротивляется:

– Ну, как же… я еще ходила к Микояну… и все просила… ты что, Гриша, забыл?..

И оказалось, что мама все перепутала. И к генералу Левушкину вызывали совсем не меня, а папу, и дело происходило совсем не в Будапеште, а в Тегеране, где состоялась легендарная конференция, когда товарищ Сталин дал исторический шелобан сначала мордастому Черчиллю, ну а потом и этому несчастному Рузвельту; а мне тогда было всего три года, и, чтобы я не вывалился, меня привязывали к сиденью «Виллиса» и вместе с папой возили по воинским частям, где папа был военным переводчиком, а мама продолжала свою работу над фюзеляжем; и потом папу перекинули в Иорданию, а после Иордании в Багдад, и папа там сопровождал концертную агитбригаду, и в Константинополе начальник колонны попросил папу купить отрез бостона, бостон тогда был в моде, и папа купил целый рулон, но в последний момент начальника колонны успевает перехватить представитель агитбригады.

Руководитель ансамбля песни и пляски берет папу за лацкан и так это скептически ему улыбается:

– Ну, что ты, – прищуривается, – мечешь бисер перед этой свиньей? Дай лучше, Григорий, красивую тряпочку бедному артисту!

И папа немного подумал и дал: ведь папка-то наш , как любит повторять мамуля, тоже артист.

И начальник колонны потом папе и пригрозил:

– Ну, Киновер, смотри, ты еще об этом пожалеешь!

И когда на папу затребовали в США личное дело, то этот шоферюга все потом папе припомнил и в характеристике указал его самые низменные черты – что папа лентяй, неисполнителен и вообще ненадежен . И в результате нас в США так и не послали: ни маму, ни папу, ни меня и ни Наташеньку.

Но папа об этом совсем не жалеет.

Вместо нашей семьи в Америку послали наших конкурентов. И всех членов семейства, включая и приставленную домработницу, оказавшихся, как потом выяснилось, врагами народа , в результате расстреляли.

А мама под крылышком Климента Ефремовича успешно завершила национализацию, и в 47-м году мы благополучно вернулись в Москву.

1

Я сижу на диване и смотрю на папин кадык. По шее моего папы уже давно плачет подрамник. Папа рассказывает о своей молодости.

Я приехал из Ленинграда, и меня на верхней полке просифонило. И теперь больно глотать, а на губе, мешая мне сосредоточиться, наклевывается лихорадка.

В этом году папе исполнилось семьдесят пять, а мне еще только сорок два. Папа меня зачал в возрасте Иисуса Христа.

Будучи атеистом, папа относится ко мне по-божески, и я, в свою очередь, чувствуя себя как у Христа за пазухой, отвечаю папе той же монетой.

Двенадцать лет тому назад, когда я прилетел из Магадана в Москву, мама хотела мне дать ключи. Но папа заупрямился. Папа не любит, когда ключи от его квартиры попадают в чужие руки.

(Наверно, все никак не может забыть того случая: мне нужна была хата, а дача на зиму заколочена.

Сначала пили на лавочке, и после второй бутылки я все-таки решился. Возле сарая стояла метла.

Я схватил метлу и, немного подумав, развернул ее тыльной стороной. Потом разбежался и ударил по раме.

А утром соседи позвонили в Москву. Скорее всего, услышали звон разбитого стекла. А может, и видели, как я со своей возлюбленной вылезал из окна.

Обеспокоенный полученным сигналом, папа рванул на электричку и, прежде чем вызывать милицию, произвел вещественный досмотр. И по почерку зафиксированного преступления узнал своего сынишку.

Во избежание рецидива мама сделала в двух проекциях чертежи, и папа заказал складные решетки. И когда все на даче, то решетки по всему периметру дома раздвинуты. А когда уезжать, то снова сдвигаются – и на каждом окне висит замок. И теперь, если опять собраться зимой на дачу, то нужно с собой прихватить клещи.)

И хотя папа был против, мама настояла на своем.

– Гриша, – сказала она папе, – дай Толе ключи. Только, Толюн, не поздно…

Мама сказала, что я даже могу на кухне покушать, она мне оставит. Ну, кто еще, кроме матери, позаботится?

Мама и папа ложатся ровно в одиннадцать. У них режим. А я пришел в пятнадцать минут четвертого и даже не стал есть. Прошмыгнул на цыпочках в комнату и юркнул под одеяло. Лежу и никак не могу заснуть. Все еще не верится, что я в Москве.

И вдруг я слышу папин голос. Папа решил, что меня нет.

– Опять этот сволочуга не пришел…

Мы не виделись с папой целый год. А на следующий день я снова уехал. Года на полтора.

Когда я появился на свет, то папа сначала обрадовался. Но потом как-то сник. Папа не совсем уверен, что я от него. Хоть я, как утверждают в один голос все родственники, и «вылитый папочка».

2

Для своих семидесяти пяти папа держится молодцом. Все еще широкий в кости и каждое утро, как и тридцать лет назад, занимается гимнастикой. У папы прекрасная осанка и живой проницательный взгляд. Я смотрю на папу и, думая о папиной молодости, слушаю его не очень внимательно. Витая в облаках, я представляю в нашей беседке на даче старый папин альбом и вспоминаю к нему папины комментарии.

У папы есть фотография, где он стоит на стуле, а рядом с ним бабушка Лиза. У бабушки Лизы замысловатым шиньоном пышная прическа и царственный шлейф, а у папы до плеч кудри. Папа похож на девочку.

Фотокарточка дедушки. Перед отъездом в Константинополь дедушка с закрученными усами и в бабочке.

И снова папа. Папа и дядя Саша. У папы за спиной ранец. Папа гимназист.

Дача «Зант». Одесса. Еврейские керосинки. Сухая полынь. Солнечное марево. Пыль. Черное море. Креветки. «Шаланды, полные кефали…» (Этих диковинных слов я все никак не мог в детстве понять.) Утренний молочник. «Молоко! Молоко!» Медузы. Дядя Саша весь в мускулах. Летит ласточкой с вышки. Набил антисемиту морду. Папа за ручку с прадедушкой. Прадедушка слепой, и когда молится, то на лбу на такой ленточке кубик. Купил маленькому Грише леденец. Дедушка уплыл в Константинополь. Константинопольская халва. На дедушкин пароход напали враги революции. Бабушка уже без шлейфа. Дедушкин брат Моня, которого расстрелял красноармеец. Дедушка сторож. Прадедушка умер. Дядя Саша свалил в Южную Америку. Папа изучает испанский. Бабушка с дедушкой готовят чемоданы. Мама считает, что хотели тоже свалить, а дядя Саша поехал в разведку. Но папа не подтверждает. Дядя Саша присылает папе шифскарту.