– Уже еду, – проговорил Маркус. – Я сам только что узнал.
– Я не понимаю, что происходит, Маркус. – Я старалась говорить спокойно, чтобы не испугать Энди еще больше. Он, дрожа, прижимался ко мне. Я не видела его таким испуганным с тех пор, как он был маленьким мальчиком.
– Позвони его адвокату, – сказал Маркус. – Увидимся там.
– Он хочет нас застрелить? – прошептал Энди, когда я закончила разговор по телефону.
– Кто? – спросила я. – Флип? Нет, конечно нет. Никто не собирается в нас стрелять.
В исправительном центре для подростков лысеющий полицейский велел мне заполнить какую-то форму, а сам в это время говорил с Флипом на непонятном мне юридическом жаргоне. Потом снял у Энди отпечатки пальцев из-за «серьезной природы преступления».
Маркус появился, когда другой офицер выдал Энди темно-синие робу и штаны и сказал, чтобы тот следовал за ним. Я внезапно поняла, что они собираются оставить его здесь.
– Он не может здесь оставаться! – сказала я тюремному служащему, а Маркус подошел и встал рядом со мной. – Я заплачу залог. Только скажите мне сколько…
– В подобных случаях не бывает залога, мэм, – ответил офицер.
Маркус протянул офицеру руку. Я обрадовалась, что он одет в форму.
– Я – Маркус Локвуд, – сказал он. – Дядя этого мальчика.
– Вы работаете начальником пожарной охраны в Серф Сити?
Маркус кивнул.
– Что значит – нет залога? – спросила я.
– Он будет арестован на пять дней, и судья решит, будет ли он до суда оставлен в тюрьме или его можно отпустить домой под подписку. Принимая во внимание серьезность преступления, я предполагаю, что он будет оставлен здесь.
– Пять дней! – сказала я. – Я не дам ему остаться здесь и на одну ночь!
Я схватила Маркуса за руку.
– Энди требуются особые условия, – сказал Маркус. – Ему станет плохо в тюрьме.
– Миссис Локвуд не говорила о его особом содержании, – сказал офицер.
– Я не думала, что вы собираетесь сажать его в тюрьму, когда все вам объясняла!
– А как вы думали, что значит слово «арест», мэм? – спросил он.
– Она не понимала, что его заберут надолго, – сказал Маркус спокойнее, чем я ожидала. – Он никогда ни одной ночи не проводил вне дома.
– Я порекомендую суду назначить слушания как можно скорее, – сказал офицер.
– Сегодня, – сказала я. – Пожалуйста. Надо, чтобы суд состоялся сегодня.
– Мэм, уже три часа. Этот случай не считается срочным. Кроме того, вы, вероятно, не подумали об одном обстоятельстве. Для вашего сына, возможно, в целях собственной безопасности лучше будет оставаться здесь.
– Ни при каких условиях ему не лучше будет оставаться здесь!
– Она права, – сказал Маркус офицеру. – Условимся на завтра.
Энди вернулся в комнату в темно-синей робе и брюках. Он утопал в слишком большом для него тюремном костюме. На ногах были синие резиновые шлепанцы на ремешке. Кожа вокруг глаз у Энди опухла и покраснела, но он больше не выглядел затравленным зверьком. Скорее бойцом, потерпевшим поражение. Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать и не расстроить его еще больше.
Маркус обнял его. Энди не произнес ни слова. Такая молчаливость была совсем не в его манере, и мне стало мерещиться, что полицейский мог сказать или, не дай бог, сделать с ним что-то ужасное.
– Энди, – выдавила я из себя. – Пожалуйста, не огорчайся, милый. Мы обязательно все уладим.
– Вы все можете сесть, – проговорил тюремный офицер, хотя сам остался стоять. – Мне нужно сделать копию прошения. Мы пошлем его прямо вашему адвокату, мэм.
Мы сели на жесткие деревянные стулья, а он вышел из комнаты.
– Этот человек сказал, что мне надо остаться здесь. – Энди посмотрел на Маркуса.
– На пару дней, – ответил Маркус. – Все будет нормально. У твоей мамы есть поверенный… адвокат. Он придет поговорить с тобой.
– Его зовут мистер Шартелл, Энди. – Мой голос звучал на удивление спокойно, принимая во внимание, какая истерика творилась у меня внутри. – Он на твоей стороне, дорогой, так что не бойся говорить ему правду, когда он придет, хорошо?
– Я не хочу тут оставаться. – Энди как будто не слышал ни слова из того, что я говорила.
– Я знаю, – сказала я. – Знаю, что не хочешь. Мы заберем тебя отсюда так скоро, как только сможем.
Над головой Энди я одними губами проговорила, глядя на Маркуса:
– Я не могу оставить его здесь!
Энди снова посмотрел на Маркуса.
– Я ничего не понимаю, дядя Маркус, – сказал он. – Я ведь не делал ничего плохого.
Маркус переложил руку с моего плеча на плечо Энди. Его губы тронула слабая улыбка.
– Я знаю, сынок, – сказал он.
Я уставилась на Маркуса. Я никогда не слышала, чтобы он называл Энди сыном. Никогда. А иногда мечтала услышать это из его уст. Теперь мне хотелось, чтобы он произносил это снова и снова.
37
Маркус
1991
Джейми не давал мне увидеть Лорел, пока она три месяца была в реабилитационном центре. Я пытался навестить ее там, но при входе был остановлен дежурным. Мне было сказано, что «разрешено приходить только ее мужу и людям, которых она назвала». Как оказалось, я не принадлежал к этим людям. Джейми сказал, что я, видите ли, разрешал ей пить. Скажите пожалуйста! Лорел не была алкоголичкой, и я не верил, что у родившегося малыша что-то там не в порядке. Джейми, врачи родильного отделения и органы опеки подняли шум из-за пустяка.
– Можешь ее навестить, – наконец как-то днем сказал мне Джейми, когда я пришел к нему в «Сторожевой Баркас». – Теперь у нее хватит здоровья.
– Хватит здоровья, чтобы видеть меня? – Я был в ярости.
– Ну да, конечно.
– Пошел ты куда подальше, – сказал я.
Джейми закрыл глаза, как делал, когда начинал злиться и пытался себя контролировать, считая про себя до десяти. Я ненавидел, когда он так делал. Терпеть не мог этот его «самоконтроль».
– Ты знаешь, – он открыл глаза, – у меня есть двухлетняя дочь, которая находится в соседней комнате. Может быть, она прилегла спать, а может – нет, и я не прихожу в восторг, когда ты в ее присутствии используешь подобный лексикон.
– Ты – лицемерный…
– Ты хочешь ее увидеть или нет? – прервал он меня. – Потому что я просто могу сказать, чтобы тебя не пускали.
– Да, я хочу ее видеть.
– Тогда заткнись. Но когда поедешь к ней, изволь быть трезвым.
Я едва узнал Лорел, когда она вышла ко мне в вестибюль реабилитационного центра. С нее спадали джинсы, так сильно она похудела. На ней был красный свитер с вырезом в форме буквы V – вспышка цвета, контрастирующая с ее темными волосами. Подойдя ближе, она улыбнулась. Я крепко обнял ее, не желая отпускать, потому что она могла увидеть слезы у меня на глазах. Я уже почти забыл, как она выглядит. Забыл ее улыбку, светящиеся глаза.