Последний атаман Ермака - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Буртовой cтр.№ 53

— Да-а, не зря умные старики поговаривают, чтобы голову да спину уберечь от боярского либо царского кнута да топора, поторопись убежать куда ни то подальше, где поселение — веселый буерак, а кровля теплая — куст бузины раскидистый! Мужику и от чужого клопа почесуха за ухом не в диво, а боярин горя не вкусит, пока свой клоп не укусит! Грызлись бояре прежде меж собой и наперед не скоро угомонятся! — Матвей Мещеряк уже не любовался крепкими стенами Кремля и золотистыми куполами соборов, с непонятной тревогой всматривался в красные от мороза лица караульных будочников на перекрестках улиц с разведенными на день рогатками, и пьяный гомон ближнего кабака не вызывал у него желания зайти в теплое помещение и выпить пару кружек хмельного меда, отметив тем самым первое свидание с царствующим на Руси государем!

У дома, где поселились казаки, первыми их встретили укутанные в черные полушубки промысловик Наум Коваль, его дочь Марфа и княжна Зульфия, обе розовощекие, чем-то весьма довольные, судя по их сияющим глазам. Они только что возвратились из торговых рядов, и дочь промысловика, смущенно поглядывая на статного казачьего атамана, не удержалась и похвасталась:

— Гляди, Матвей, какие чудные бусы из янтаря купил мне родитель! Правда, красивые? — Марфа вынула из просторного кармана светло-коричневые бусы на розовой шелковой нитке.

Матвей всякий раз испытывал невольное душевное волнение, когда приходилось говорить с красивой и отважной дочерью Наума Коваля, укоряя себя, что не догадался сам сделать девице какой-нибудь ценный подарок в Москве, похвалил бусы и добавил, что они так подходят к цвету ее глаз. Пошутил:

— Смотри, Марфа, приметит тебя какой-нибудь московский боярин, да и умыкнет в терем, запрет птаху в золоченую клетку!

Коваль хохотнул, вспушил пальцами русую бороду, в голубых глазах метнулись озорные огоньки.

— Хотел бы я поглядеть на того изнеженного барина, который отважится ухватить мою таежную медведицу! У нее тяжелая лапа и острые когти! Быть ему наполовину ободранным, наполовину изгрызенным!

Марфа кокетливо играя карими продолговатыми глазами, отмахнулась от сравнения с медведицей, глянула в лицо атамана и с усмешкой отшутилась:

— Скажете такое, тятя! Еще подумает атаман с казаками, что у меня под полушубком и в самом деле медвежья шерсть на теле! Бр-р! Страхи господни!

Казаки за спиной атамана дружно засмеялись, а Гришка Ясырь раскинул руки, растопырил обутые в валенки ноги и дурачясь, медведем пошел на Марфу, приговаривая:

— Вот мы поглядим сейчас, что у тебя под полушубком, вот мы полапаем твое лохматое тело! Ты, Марфуша, как то зимнее солнышко: всем светишь, а никого не греешь! Должно и вправду на тебе медвежья шкура! Всякая бабенка не без ребенка, давай помогу, казачка, покудова венчанного муженька у тебя нет!

Марфа с усмешкой невозмутимо дождалась момента, когда рычащий Гришка подступился к ней вплотную, ловко выхватила из-за пазухи кинжал с тонким, в пядь лезвием, сделала резкий выпад левой ногой и уперла клинок казаку в живот ниже опояски.

— Ох ты-ы! — вскрикнул от неожиданности Гришка, отшатнулся от девицы и замахал руками, громко гогоча между словами: — Пущай сам сатана проверяет, есть ли шерсть на твоей спине! Я лучше с вдовой стрельчихой на посаде словечком перемолвлюсь! Да из ендовы винца попью в полное свое удовольствие!.. Надо же!.. Чуть в животе дырку не сделала!.. Могла бы и обед наружу вылить!

Наум Коваль посмеялся в усы и сказал негромко, явно любуясь дочерью:

— Я же сказывал, что мою медведицу не так-то легко ухватить в охапку! — И обратился к атаману: — Порешили мы со старцем Еремеем, что надобно княжну Зульфию в нашу христианскую веру перевести. О том с ней не единожды старец Еремей беседовал по душам, говоря, что ежели ей доведется семью заводить, так надобно будет согласие православного священника на брачный обряд.

— И что княжна? — спросил Матвей, поглядывая на Зульфию, которая скромно стояла у крыльца, взяв Марфу за рукав и по многим уже знакомым ей словам понимая, что разговор идет о ней. — Согласна сменить веру по доброй воле? Мне кажется, что Ортюха куда как больше беседовал с княжной, чем наш старец Еремей! И кто знает, чьих увещеваний больше слушает Зульфия, не так ли?

— Пожалуй, что и так! — засмеялся Наум Коваль и вслед за атаманом вскинул взгляд на обеих девиц. — Главное, она согласна. Завтра идем к священнику, я буду за крестного отца, а Марфа — за крестную мать. — И переменил разговор новым вопросом: — Какова была встреча с царем, Матвей?

— О том говорить будем дома, Наум. Савва, оповести казаков, чтобы собрались в трапезном помещении, скажу всем, какова была у царя Федора Ивановича к нам наидобрейшая милость! Слава господу, есть покудова на плечах место, куда можно шапку взгромоздить!

И не приметил атаман, как при этих словах легкий покров бледности лег на лицо Марфы и она чуть приметными движениями трижды перекрестилась.

* * *

Князь Андрей Иванович Шуйский, стройный, туго опоясанный по тонкой талии, быстро встал с просторной лавки у стены, одернул полы голубого парчового кафтана, расшитого золотыми нитями по воротнику и по рукавам, уверенно шагнул навстречу вошедшему гостю. Его круглое с румянцем лицо, короткие усы и бородка, серые приветливые глаза излучали добродушие и радость от давно ожидаемой встречи.

— Входи, князь Иван, входи! Будь гостем дорогим! Велю подать теплого меду, с мороза согреть душу. На приеме у царя не решился подойти с разговорами, зная, сколько ушей вокруг поразвесил наш царь невенчанный Бориска Годунов!

Вошедший в тепло натопленную горницу князь Иван Петрович Шуйский производил впечатление человека ратного, видавшего смерть не только издали, но и в глаза. Выше среднего роста, статен, красив мужественным крупным лицом, курчавой бородкой со щедрой сединой, синими суровыми глазами. Князь Иван снял высокую соболью шапку, неторопливо огладил длинные прямые волосы, скупо улыбнулся хозяину терема, потом резким движением скинул с плеч дорогую соболью шубу, подшитую изнутри алым бархатом. Белолицый молчаливый отрок подхватил ее и вынес из горницы.

— Будь здоров и ты, князь Андрей! Тепло у тебя в хоромах, дров запас изрядно, видел на подворье горы поленниц. Давно в Москве не был. После псковского сидения осадного не скоро возвратился в родовое наше село Семеново-Шуйское, что в восьмидесяти верстах от Александровской слободы.

Тихо ступая сафьяновыми сапогами по коврам, вошел белокурый синеглазый отрок в шелковой подпоясанной рубахе, поставил на квадратный стол у окна две кружки теплого хмельного меда и упятился, плотно закрыв за собой дверь. Князья сели рядом, отпили по несколько глотков, утерли ладонями усы.

— Так чтó прознал, князь Андрей? — негромко спросил старший по возрасту Иван Петрович, пытливо глядя в глаза своего родственника, правда, уже в далеком поколении — их прапрадеды Василий и Федор были родными братьями, Юрьевичами. Но это отдаленное родство не мешало князьям Шуйским при царском дворе держаться единым роем с родными братьями князя Андрея — Василием и молодыми еще князьями Иваном по прозвищу Пуговка да Дмитрием.