— Неужто убили-таки княжича Георгия? — с сожалением в голосе спросил князь Иван и головой покачал. — И не будет на русском троне достойного правителя! Что-нибудь тебе удалось проведать? Ведь теперь княжичу Георгию было бы шестьдесят лет, мог бы жить да жить.
— Пока на троне сидел царь Иван Васильевич, опасался я опричных доглядчиков вести какие-то розыски, но по смерти его кое-что удалось найти.
— Что же, князь Андрей? Неужто отыскался какой след Георгия? А может, кто из его семьи остался жив? Может, сыновья?
— В живых царь Иван Васильевич не оставил никого, тем паче, что убив княжича Георгия, он вскоре перебил почти всех в своем монашеском ордене «кромешников», или «псов царских», как их величали в народе. Всех, кто знал, кого именно искал в тысячах убитых царь Иван! Последним был убит Малюта Скуратов, перед этим уничтожив и Вяземского, и Басманова, и его брата Федора, и Грязнова, братьев Гвоздевых… да всех не перечислить. А кого он искал, того сам и назвал!
Князь Иван Петрович вскинулся, едва не вскочил на ноги, быстро оглянулся на дубовую закрытую дверь, зашептал:
— Неужто как проговорился царь Иван? При людях? И не всех опосля показнил? Говори, князь Андрей, говори!
— Ведомо же, что после побития опричников, царь Иван сделал большие вклады по монастырям на помин душ усопших. Игумены велели те вклады писать во вкладные книги, где помечено месяц и число, когда «давать корму нищей братии на помине души такого-то раба божьего».
— Неужто? — спросил, напряженно стиснув пальцы, князь Иван.
— Я отправил доверенного человека, дворянина Федора Старого по монастырям якобы для того, чтобы прознать, в каком месте поминают его родителя и старшего брата, погибших при разгроме Твери. И вот, возвратясь, Федор Старой привез мне выпись из поминальной книги ростовского Борисоглебского монастыря о поминании в ноябре месяце князя Юрия, слабоумного брата царя Ивана Васильевича, и другая запись. Вот она, все в той же шкатулке, — князь Андрей достал короткий лист бумаги и прочитал: — «А по князе Юрье Васильевиче на его память апреля в 22-й день панихиду петь и обедни служить собором, докуда монастырь стоит». И писано это в синодике опальных для поминовения избиенных царем Иваном Васильевичем в не самом главном монастыре. Должно, царь надеялся, что никто не обратит на эту запись особого внимания. А иного князя Юрия-Георгия Васильевича, рожденного в апреле, кроме сына Соломонии, не было!
— Браво, князь Андрей, браво! Ты славно провел время после смерти этого нелюдя, подменного царя Ивана! Теперь надобно вкупе с князьями Мстиславскими, Воротынскими, Татевыми, Урусовыми и иными, кто мыслит с нами заедино, добиться развода царя Федора Ивановича с бесплодной царицей Ириной, сестрицей Бориски Годунова. Устранив Бориса, можно будет оспорить право царя Ивана и его детей на русский трон, а там, глядишь, и о праве рода Шуйских быть царями можно заявить! Наш род древнейший, мы идем от князя Андрея Ярославича, родного брата Александра Ярославича, прозванного Невским! Но правитель Борис так просто власть не уступит! Об этом можно судить по насильственной смерти бывшего царского казначея Петра Головина. Теперь Бориска просит английскую королеву прислать к его сестре Ирине доктора лечить ее от бесплодия. Против Годунова и митрополит Дионисий, он тако же пытается убедить царя Федора Ивановича развестись с неплодной женой, дабы иметь прямого наследника.
— Нам надобно искать больше единомышленников среди бояр и служилых людей, потому как Бориска будет держаться за царя Федора до последней крайности.
— Твоя правда, князь Андрей. Борис Годунов наверно знает, что у Соломонии был сын Георгий, что царь Иван не истинный, а подменный, а стало быть, и царь Федор не по праву сидит на престоле! Крах царя Федора — ссылка всего семейства Годуновых! — Князь Иван Петрович потер пальцами виски, словно пытался удержать в голове какую-то нежданно пришедшую мысль, внимательно посмотрел на собеседника и высказал страшную догадку: — Ежели царица Ирина не родит наследника, на царский трон должен взойти царевич Дмитрий, ныне малолетний удельный угличский князь от Елены Глинской! Но даст ли Бориска ему таковую возможность? Не мыслит ли он сам, через сестру, взойти на московский трон? Как ты об этом думаешь, князь Андрей? Не худой для Бориски расклад получается, а? Из худородного дворянина да под шапку Мономаха!
У князя Андрея темные брови взметнулись вверх, серые глаза округлились, он взъерошил волосы, тряхнул с удивлением головой, как бы выказывая сомнение в предположениях, которые только что высказал старший из рода Шуйских.
— Неужто на ребенка поднимет злодейскую руку? У него и без такого преступления вся власть! Разве что умыслит дать начало новому царскому роду? Были Рюриковичи, пойдут Годуновичи! Тем паче, что сын Федор у него уже в довольном возрасте, чтобы царствовать. Но стерпит ли русская земля наследного детоубийцу?
— Земля стерпит, ежели стерпят Боярская дума и московский люд. Вот и надобно остановить Бориску на первой же ступеньке к трону! И ты прав, князь Андрей, что нужна большая сила, в том числе и ратная, чтобы повалить правителя и удалить его подальше от Москвы.
— Вот-вот, князь Иван, — оживился хозяин хоромов, — для этого я и пригласил ныне к себе одного человека, через которого мы можем иметь сильную ратную поддержку в нужный день!
Иван Петрович с большим интересом посмотрел на князя Андрея, похлопал ладонями по бархатной скатерти, как бы поторапливая хозяина поделиться своими соображениями, о ком он только что говорил.
— Я пригласил к себе одного из атаманов сибирского покорителя Ермака Тимофеевича, который тебе, князь Иван, памятен еще по сражениям на западных рубежах!
— Как же! — обрадовался князь Иван Петрович и от нетерпения завозился на просторной лавке. — Да я же ему и своего родителя князя Петра Ивановича ратную бронь посылал в Сибирь с воеводой Семеном Болховским! Думаю, князь Семен передал мой подарок атаману. Но уведомился я, что атаман Ермак погиб на сибирской реке Иртыше. Кто же теперь верховодит казаками?
— Оставшихся в живу около ста казаков вывел из Сибири последний из ермаковских атаманов Матвей Мещеряк. Он-то и был ныне представлен пред очи царя Федора, да ты, князь Иван, сам видел, сколь сурово обошелся с атаманом правитель Борис! Не дал царю и слова вымолвить в похвалу атаману, что спас от гибели казаков и стрельцов, которые в столь ничтожном числе остались без ратной помощи в Сибири! От себя молвил, что царь на них не ополчился! Хотел бы я видеть правителя в той стране, окажись он на месте атамана Матвея!
— Твоя истина, князь Андрей! Бориска и в прежние времена норовил от ратных походов уклониться, все время в Москве на хозяйственных делах оставался. Даже не мыслю увидеть его верхом на коне да с саблей в руках в первом ряду конной атаки! Зато по части всякого хитросплетения лисья натура у Бориски, потому он и уцелел после избиения главных опричников! Даже когда родитель его жены Малюта, он же Григорий Лукьяныч Скуратов-Бельский, первейший палач подменного царя Ивана, поплатился жизнью, был убит своими же осенью семьдесят второго года во время осады крепости лайды, где и мы с твоим родителем князем Иваном были. А он, Бориска, увернулся-таки от петли альбо от топора московского ката! Так где атаман Матвей?