Последний атаман Ермака - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Буртовой cтр.№ 51

По просторной лестнице без единого скрипа под ногами Матвей Мещеряк поднялся на второй этаж, но дьяк Ларион повел его не в просторную Грановитую палату, где обычно собиралась Боярская дума, а в соседнюю комнату с окнами в одной стене, и только что взошедшее позднее зимнее солнце окрасило в светло-розовый цвет все четыре просторных застекленных проема. От обилия длиннобородых, в парчу одетых бояр, их высоченных шапок-горлаток [16] меха песца или соболя, золотых украшений в виде цепей на шее или перстней на пальцах у бедного атамана зарябило в глазах, и он не сразу очнулся, когда дьяк толкнул его локтем в бок и прошептал:

— Зри, государь Федор Иванович выходит! Пообок с ним идет к малому государеву трону правитель, царский конюший Борис Федорович Годунов, первый среди всех бояр, он же наместник Рязанский и Астраханский.

Матвей Мещеряк с немалым удивлением следил за тем, как царь Федор Иванович, малого роста, приземистый и излишне толстоватый, нетвердой походкой, тяжело опираясь на высокий посох, прошел из боковой двери к трону, осторожно опустился на мягкие красного бархата подстилки, с какой-то детской улыбкой глянул вверх на правителя Бориса Годунова, который важно остановился от царя по правую руку. Худощавое лицо царя, его слегка закрученные усы и небольшая клинышком бородка как-то не подходили к крупной голове с огромным лбом, на который была надвинута остроконечная, почти домашняя шапка с пером, приколотым золотой брошью на шапке над правым ухом. Но более всего поразило Матвея, что почти хищный орлиный нос царя Федора Ивановича так не вязался с этой по-детски робкой и беззащитной улыбкой.

Зато правитель Борис Годунов уверенным взором, волевым худощавым лицом, по-татарски черными отвислыми усами, бритым подбородком, с большой царской цепью на груди поверх парчового кафтана — знак правителя земли Русской — всем присутствующим давал понять, кто есть в Кремле истинный распорядитель государственных дел. По его разрешению бояре по одному подходили к трону, говорили о чем-то тихим голосом, целовали руку царю и степенно отходили в сторонку. Матвей не прислушивался к их речам, он не сводил глаз с царя и невольно вспоминал тайные разговоры москвичей в кабаках и в торговых рядах, что ныне на троне сидит царь недеятельный и слабоумный, более всего боится всяких войн, крайне суеверен, но ко всем просителям ласков и хорош в обращении.

«Не такой Русской земле теперь нужен царь, когда шведы, литовцы, поляки, крымский хан и татарские да ногайские орды лезут со всех сторон, — невольно пришла в голову крамольная мысль. — Царь Федор не сможет обуздать своевольных бояр, которые при царе Иване сидели смирно в своих домах, будто мыши в норах, зная, что кот стережет их у выхода! Вона как вольготно ходят по залу, громко говорят друг с другом, иные стоят даже спиной к царскому трону!

— Идем, атаман, — негромко прозвучали слова дьяка Лариона.

Матвей вздрогнул, очнувшись от размышлений, и с невольным трепетом в душе последовал за проводником, в пяти шагах от царского трона остановился и приветствовал царя Федора Ивановича земным поклоном обнаженной головы, зажав снятую шапку под мышкой слева. Когда выпрямился и поднял взор, поразился приветливой улыбке и негромкому, по-отечески ласковому голосу Федора Ивановича:

— Кто ты есть и как наречен при крещении?

Матвей ответил так, как учил его дьяк Ларион:

— Я последний атаман из войска покорителя Сибири Ермака Тимофеевича, прозван Матюшкой Мещеряком, раб божий, а твой верный холоп, царь и великий князь всея Руси Федор Иванович! — И снова земно поклонился, про себя прикидывая, все ли правильно сказал.

— Что же сталось с атаманом Ермаком? — спросил царь, с любопытством рассматривая стоящего перед ним атамана со смуглым от зимних морозов и ветров лицом. — Правду ли мне сказывали, что он утонул, ночью убегая от татарского хана Кучума?

Матвея даже передернуло от этих охульных слов, и он довольно резко ответил:

— Нет, великий царь! Атаман Ермак ни разу за десятки сражений не показал татарам спины! Он последним уходил с острова, где во время ночной стоянки в сильную бурю Кучум воровски напал на казаков. Именно он своей храбростью и ратным навыком дал возможность казакам сесть в струги за весла, а убит копьем в шею, но не в спину. Казаков было всего сто человек, татар напало в десяток больше.

Царь Федор повернул голову вправо, где важно и ровно стоял правитель Борис Годунов, величаясь роскошной парчовой одеждой, а более того большой царской цепью на груди. Во взгляде царя сквозило недоумение — то ли от того, что ему сказали нелепицу про атамана Ермака, то ли не знал, о чем еще спрашивать дюжего детину со шрамом над большими серыми глазами.

— Велик ли ясак собран в государеву казну? И все ли в сохранности привезено? — спокойно и с улыбкой на тонких губах спросил правитель. — Не было ли тебе, атаман Матюшка, ведомо, что в Сибирь идет государево войско под рукой воеводы Мансурова?

Матвей Мещеряк заметил, как дернулась правая бровь правителя, а черные глаза внимательно с каким-то подозрением уставились ему в лицо.

«Неужто думает, что казаки государев ясак по себе раздуванили, а из Сибири бежали, чтобы не воевать больше с Кучумом?» — пронеслось в голове у атамана и неприятный осадок лег на сердце. Но ответил спокойно, понимая, что именно от этого человека зависит его собственная участь и судьба прибывших с ним казаков:

— Государев ясак собран по ратному с татарами и пелымским князем Аблегиримом времени по возможности большим и доставлен в царские палаты под караулом. По возвращении из последнего по реке Иртыш похода у меня осталось казаков в живых до ста человек, из которых многие были ранены тяжко копьями и стрелами. Вестей о приходе государева войска в Сибирь с воеводой Мансуровым к нам в Кашлык не приходило, и с такой малой силой удержать ханскую столицу и… сохранить казаков и полста стрельцов не было возможности. Потому, боярин Борис Федорович, на казацком сходе и было принято решение вернуться на Русь и с сохранить собранный государев ясак, — последние слова Матвей Мещеряк добавил для того, чтобы дать понять правителю и иным боярам, которые во время его разговора с царем подошли ближе к трону и внимательно прислушивались к его словам, что забота о царской казне была у него не на последнем месте.

Царь Федор Иванович при упоминании о ясаке широко улыбнулся, левой рукой огладил усы и бородку, блеснув алмазными перстнями на пальцах, правую протянул перед собой. Ларион ткнул Матвея локтем, и атаман, ступая возможно тихо по ярко-красному ковру перед троном, подошел и поцеловал белую, без признаков крови, надушенную державную руку, поразившись ее неживому цвету и тому, какие тонкие и нежные пальцы у царя, унизанные драгоценными перстнями.

«Такими пальцами только крестные знамения на себя накладывать, а не саблею в сече махать и коня уздой укрощать!» — снова с огорчением в душе подумал Матвей Мещеряк, отступая от трона. Правитель Борис Годунов подытожил краткую встречу с царем, сказав с прищуром негромко, четко отделяя каждое слово: