В 1492-м Гавану изобрел Христофор Колумб. Куба, открытый им остров, была Новым Светом, доамериканской Америкой. Город построен в естественной бухте, и его крепости доминируют над ней. Теперь его постимперский блеск изрядно потускнел (испанский колониальный стиль – самый элегантный из всех западных архитектурных стилей, экспортированных в эти края). Бедность и патина коллективного пренебрежения идут Старой Гаване – облупленные балконы, на которых болтается выгоревшее белье, пораженная псориазом штукатурка и экзотические сорняки на верандах придают ей своеобразный шарм. Сквозь тяжелые распахнутые двери видны прохладные тенистые патио, а особый линялый оттенок голубого так и называется – Havana blue.
Самым внушительным куполом в городе увенчан Музей революции – хранилище пышной требухи, напоминающей об эпохе гнева и отчаяния, траченных молью беретов и ржавых револьверов, а также скафандра единственного кубинского космонавта. Он будто сшит из джинсовой ткани, и это производит странное впечатление – можно подумать, что русские заставляли своего коллегу-кубинца выносить мусор. Лужайку за домом украшает инсталляция из ветхих революционных атрибутов – бульдозеров и вагонеток, превращенных в танки, приспособленного под нужды блицкрига хлебного фургона и яхты в нелепом стеклянном саркофаге. Это «Гранма», доставившая Кастро на Кубу из Мексики. Он питает к ней гипертрофированную привязанность и даже назвал в ее честь единственную ежедневную газету; говорят, яхту спрятали под стекло, чтобы никто не умыкнул ее и не сбежал на ней во Флориду. Все остальные плавсредства уже там.
Есть здесь и Музей машин – обилие старых американских автомобилей составляет отличительную особенность Гаваны. Туристы их обожают, хотя сами кубинцы наверняка предпочли бы что-нибудь с кондиционированием и окнами, которые можно закрывать и открывать. Американцы любят твердить, что такая долговечность классических марок – триумф американской конструкторской мысли, но тогда напрашивается вопрос: ладно, а почему они не могут продержать машину дольше трех лет на детройтских дорогах? Скорее все эти «Студебеккеры», «Понтиаки», «Шевроле» и «Тандерберды» – свидетельство бедности, изобретательности и бережливости самих кубинцев.
Мне в Гаване больше всего приглянулась как раз не западная модель, а маленькая неуклюжая «Лада» выпуска семидесятых годов – в восьмидесятых русские обменивали такие машины на сахар. Кубинские таксисты удлиняли их; растянутая «Лада» – это шик! Несмотря ни на что, в Гаване много шика. Например, уличные регулировщики перед отелем «Националь» весь день позировали рядом с блестящим мотоциклом «Мотогуцци», в котором, по-видимому, не было ни капли бензина, поскольку он так и не тронулся с места. Они подходили к нему и с деловым видом переключали что-то – очень эффектные ребята в темных очках, форменных штанах в обтяжку, блестящих шлемах и высоких сапогах. Особенно тронули меня шпоры.
На одной площади семнадцатого века, в тени раскидистых деревьев, устроился букинистический рыночек. Я долго копался в бесконечных агиографиях Че и учебниках для медицинских институтов, и торговец спросил меня, ищу ли я что-нибудь конкретное. «Ах, на английском!» Он извлек откуда-то две книги: «Исследование мочи» и «История меня оправдает» – самую знаменитую речь Кастро, произнесенную им в суде перед тюремным заключением за неудавшийся штурм армейских казарм. Довольно краткая по масштабам кубинского лидера (всего 78 страниц), она стала его политическим оправданием и программным заявлением на все последующие сорок лет. Что предпочесть, мочу или словесный понос Фиделя? Нелегкий выбор.
По замыслу кубинская революция не была коммунистической – по крайней мере в русском смысле этого слова. Ее путеводной звездой был не Маркс и не Энгельс, а кубинский публицист девятнадцатого века по имени Хосе Марти – политик и поэт-модернист, вторгшийся на Кубу после изгнания длиной чуть ли не в целую жизнь и застреленный месяц спустя во время одного из последних трагических восстаний против испанского владычества. Марти проповедовал что-то вроде идиллического равенства. Вдобавок он сочинил слова «Гуантанамеры», так что он в ответе за большее, нежели обычный творец социальных утопий. Куба оказалась аванпостом Варшавского договора не потому, что хотела этого, а потому, что не хотела быть американской. Соединенные Штаты всегда считали, что этот самый крупный из карибских островов входит в их законную сферу влияния. Куба не только чрезвычайно прибыльна (когда-то на ней производилась треть всего мирового сахара), но и стратегически расположена весьма удачно: перекрывая вход в Мексиканский залив, она защищает южные порты США и устье Миссисипи. Штаты попытались просто купить Кубу у испанцев со всеми потрохами и рабами, как в свое время купили у французов Луизиану, но когда этот план провалился, вернулись к колониальной теории «спелого яблока»: они подождут, пока испанская империя развалится естественным путем, в результате чего Куба сама упадет к ним в руки.
Однако в 1898 году США потеряли терпение, вторглись на Кубу и оккупировали Гавану, покинув ее лишь после того, как переписали конституцию к своей вящей пользе и оставили на острове свою военную базу, которая существует до сих пор. Один из самых гротескно-грандиозных военных мемориалов Гаваны был воздвигнут американцами в память об американцах, которые в типично американской неразберихе подорвали сами себя. Шестьдесят лет кубинской экономикой владели и управляли американский агробизнес в его наихудшей разновидности и мафия. Последующие тридцать с гаком лет экономической блокады были бессмысленной местью хулигана, безобразным проявлением ненависти могучей державы, которая чувствует себя обманутой, потому что не получила желаемого.
Эта блокада во многом сформировала нынешнюю Кубу. В течение десяти с лишним лет, минувших после краха советского блока, она не служила никакой внятной геополитической цели; она продолжается просто потому, что была всегда. Пойти на попятный означает признать, что она провалилась, а США, как обычно, скорее согласятся выглядеть несправедливыми, чем бессильными. Вопреки нормам международного права закон Хелмса‒Бертона потребовал введения против Кубы обязательного международного эмбарго. Недавно 6,7 миллиона долларов телефонных выплат, которые США задолжали Кубе, были удержаны флоридским судьей как частичная компенсация семьям четырех человек, застреленных в 1996-м кубинскими МиГами. В итоге остров был вынужден перерезать телефонные линии, соединяющие его со Штатами, тем самым усугубив свою изоляцию.
Блокада предусматривает и широкий запрет на поставки гуманитарного и медицинского оборудования. Хотя Куба обладает одним из самых впечатляющих и эффективных исследовательских комплексов вне западного мира, нашла единственное в мире средство от менингита, имеет пользующийся международным признанием нейрохирургический центр, а ее показатель детской смертности ниже, чем в США, все это достигнуто ею практически без американских лекарств, техники и рыночной отдушины, которая позволяла бы ей продавать собственные медицинские товары. Так что пока президенты подмигивают и обмениваются понимающими ухмылками по поводу эмбарго на импортные сигары, работники, которые выращивают табак и скатывают его в ароматные палочки, продолжают жить в страшной нищете. Поведение американцев выглядит еще более неразумным и инфантильным, если учесть, что и у Кубы есть свои богатства, которыми Америка воспользовалась бы с огромным удовольствием.