Любовница смерти - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 45

Гдлевский за нашими играми наблюдает иронически. Ждет великого дня — завтрашней пятницы. Мы все над ним подтруниваем, а он надменно молчит и лишь улыбается с видом уверенного превосходства. Сразу видно, что, с его точки зрения, все прочие соискатели — ничтожества и только он один достоин стать возлюбленным Смерти. Калибан, разозленный очередной неудачей с колесом, обозвал гимназиста «наглым щенком». Чуть не дошло до дуэли.

А в конце сегодняшнего вечера Коломбина выкинула штуку, удивившую ее саму. Когда «любовники» начали расходиться, к ней, светловолосой вакханке, подошел Дож и взял двумя пальцами за подбородок.

— Останься, — велел он.

Она ответила ему долгим интригующим взглядом. Потом скользяще коснулась его руки розовыми губами и прошептала:

— Не сегодня. Ухожу, растворяюсь в ночи.

Легко развернулась и вышла вон, а он застыл в растерянности, провожая молящим взглядом тонкую фигурку непредсказуемой и прихотливой чаровницы.

Так ему и надо".

Пятница — день особенный

В ту пятницу, направляясь на очередное заседание клуба, Коломбина вышла из дому раньше обычного — такой уж это был вечер: вкрадчивый и щемящий, он сулил что-то не то очень хорошее, не то, наоборот, страшное, а может быть, одновременно очень хорошее и очень страшное.

Она ощутила волнующий привкус трагедии еще утром, когда увидела обманчиво ясное сентябрьское небо, накрывшее город полупрозрачной фарфоровой чашей.

Перед завтраком проделала свою обычную гимнастику — приучала душу не бояться смерти. Вышла на балкон, распахнула чугунную дверцу, ведущую в пустоту, и встала на самом краешке, прислушиваясь к быстрому стуку сердца. Звуки, несущиеся снизу, с улицы, были многозначительно гулкими, стекла лучились нервными бликами, а внизу растопырил крылья ангел, плененный Мебиусом и сыновьями.

Потом был день, пустой и бессущностный — пауза, вдох, тишина перед тем, как раскроется бархатный занавес ночи. Вечером чуткий слух Коломбины уловил пока еще нестройные, но все равно волшебные звуки мистического оркестра, и усидеть дома уже не было мочи.

Она стучала каблучками вдоль фиолетовых улиц, а навстречу наплывали волны тревожно-сладостной увертюры, и с каждым шагом рокочущая мелодия делалась все слышней.

Коломбина была готова ко всему и в знак своей решимости вырядилась в цвета траура. Смиренная гимназистка, постигающая науку смерти, надела скромное черное платье с узким белым воротничком, лиловый фартук с похоронной каймой, волосы же сплела в две весталочьи косы и перетянула багряной лентой.

Шла не спеша, думала о красивом. Что пятница — день особенный, черный день, навеки смоченный кровью мечтательного и прекраснодушного Пьеро, которого жестокие Арлекины приколотили гвоздями к доскам девятнадцать столетий назад. Оттого, что алые капли никак не высохнут, всё сочатся, всё стекают по кресту, переливаясь и посверкивая на солнце, пятый день седмицы наполнен неверным, мерцающим отсветом беды.

В переулке, куда Коломбина свернула с бульвара, беззвучная увертюра завершилась, и раздалась первая сольная ария этой зловещей оперы — ария до того нелепая и комичная, что грезэрка чуть не рассмеялась. Помнилось, что ночь над ней подшутила: пригласила на трагедию, а вместо этого разыграла фарс.

На тротуаре, в каком-нибудь десятке шагов от дома Просперо, под фонарем, стоял старый, облезлый шарманщик в красной феске и синих очках. Он яростно крутил ручку своего скрипучего инструмента и во все горло, отчаянно фальшивя, орал дурацкую песню — должно быть, собственного сочинения.

Шарманочка, шарманка,

Дорога даль-няя!

Сгубила ты мальчонку,

Несча-астного меня!

Куплетов было много, но чаще всего звучал припев, такой же неуклюжий, как остальные вирши. Луженая глотка старательно выводила его снова и снова:

Ах, лаковая ручка,

Мне счастья не вернет.

Хоть круть её-о, хоть верть!

Хоть круть её-о, хоть верть!

Хоть круть её-о, хоть верть!

Коломбина постояла минутку-другую, послушала, после звонко рассмеялась, бросила потешному старику монету и подумала: этакому пессимисту, да еще и поэту, прямая дорога к нам в «любовники».

* * *

— Сегодня мы раскрутим Колесо Смерти в последний раз, — объявил Дож собравшимся. — И если избранник опять не будет назван, я изобрету новый ритуал.

Калибан и Розенкранц поочередно метнули золотой шарик на разноцветный круг, и каждый из них был отринут Смертью.

— Я знаю, в чем загвоздка, — наморщил свой монументальный нос шутник Сирано. — Во воем виновата медицинская карета, что вернула к жизни принца Гэндзи. Можно сказать, украла у Смерти суженого прямо из-под венца. Вот Властительница и обиделась на нашу рулетку. Ей-богу, дорогой Гэндзи, вам следует выпить яду еще раз. Это рулетка из-за вас заупрямилась.

Кое-кто засмеялся рискованной шутке. Гэндзи вежливо улыбнулся, а у Просперо сделался такой несчастный вид, что Коломбине стало его жалко.

— Нет-нет! — воскликнула она. — Дайте мне попытать счастья! Если Смерть в обиде на мужчин, то, может быть, повезет женщине. Ведь призвал же Царевич Львицу Экстаза!

Сказала — и сама испугалась. А ну как выпадет череп? Ведь и предчувствие, и траурный наряд — всё одно к одному.

Очень быстро, чтоб не дать себе представить возможные последствия, она шагнула к столу, схватила шарик и приготовилась его метнуть.

В этот самый миг в гостиную вошел, а вернее ворвался вихрем последний из «любовников», опоздавший к назначенному часу — Гдлевский. Румяное лицо с едва пробивающимися усиками сияло счастьем и восторгом.

— Есть! — закричал он еще с порога. — Есть третий знак! И точно в пятницу! Третью пятницу подряд! Вы слышали, слышали, что он поет? — Гдлевский торжествующе указал на окно, откуда еще минуту назад доносилось завывание шарманки и хриплые вопли старика. — Слышали, чтó он поет? «Хоть круть её, хоть верть!» И снова, и снова, и снова!

Однако шарманщик, будто назло, умолк. Судя по всему, никто из соискателей, кроме Коломбины, не удосужился вслушаться в припев идиотской песенки, поэтому заявление Гдлевского вызвало всеобщее недоумение.

— Кого круть? Кого верть? — изумился Критон. — О чем вы, юноша?

— Шарманку, — возбужденно пояснил Гдлевский. — Да это совершенно неважно! Главное рифма: «верть — смерть». Это Знак! Несомненно! Третий! Я избран, избран!