– По-моему, я уже видел этот дом с улицы. Пожалуй, туда мы и
пойдем. Он в хорошем состоянии?
– О да, сэр. И крыша, и трубы, и все прочее. Старомодный,
конечно. Его ни разу не перестраивали. Зато сад превосходный. Мисс Аранделл
очень любила свой сад.
– Теперь вроде бы усадьба принадлежит мисс Лоусон?
– Совершенно верно, сэр. Мисс Лоусон была компаньонкой мисс
Аранделл, и старая дама все завещала ей, в том числе и дом.
– Неужели? Значит, у нее не было родственников, кому бы она
могла оставить свое состояние?
– Разумеется, были, сэр. Две племянницы и племянник. Но мисс
Лоусон до последнего дня ухаживала за ней. Ведь мисс Аранделл была очень
старой… Дело житейское, сами понимаете.
– Наверное, у нее, кроме дома, ничего особенного и не было?
Я не раз замечал: когда от прямых расспросов толку не было,
Пуаро специально спрашивал что-нибудь такое, что обязательно вызывало
естественное возражение, – и таким образом получал нужную ему информацию.
– Наоборот, сэр. Совсем наоборот. Мы все были потрясены
суммой, которую оставила ей старая дама. Завещание было составлено по всем
правилам. Оказалось, что долгие годы она не трогала свой основной капитал, и он
составил около трехсот-четырехсот тысяч фунтов.
– Можно только диву даваться! – выразил свое изумление
Пуаро. – Совсем как в сказке: бедная Золушка в мгновение ока превратилась в
принцессу. Она хоть молодая, эта мисс Лоусон? Сумеет ли воспользоваться
свалившимся на нее богатством?
– О нет, сэр. Это особа средних лет.
Называя ее «особой», он ясно давал понять, что бывшая
компаньонка мисс Аранделл не пользовалась большим авторитетом в
Маркет-Бейсинге.
– Представляю, какой это был удар для племянниц и племянника
мисс Аранделл, верно? – продолжал расспрашивать Пуаро.
– Да, сэр. По-моему, их чуть кондрашка не хватил. Такого они
не ожидали. Жители Маркет-Бейсинга только об этом и говорили. Одни считают, что
близких родственников нельзя обделять, другие – что каждый волен поступать, как
ему заблагорассудится. Видимо, правы и те и другие.
– Мисс Аранделл долго здесь жила, верно?
– Да, сэр. Вместе со своими сестрами. А до этого здесь жил
их отец, старый генерал Аранделл. Я его, конечно, не помню, но, говорят, он был
незаурядным человеком. Участвовал в подавлении Индийского мятежа.
– И сколько у него было дочерей?
– Я знал только трех, была и еще одна – замужняя. А здешние
– мисс Матильда, мисс Агнес и мисс Эмили. Первой умерла мисс Матильда, за ней
мисс Агнес, а вот теперь мисс Эмили.
– Совсем недавно?
– Да, в начале мая, а может, даже в конце апреля.
– Она что, серьезно болела?
– Да так, время от времени. Перемогалась кое-как. Год назад,
правда, чуть не умерла от желтухи. Была тогда желтой, как лимон. Пожалуй,
последние пять лет ей явно нездоровилось.
– У вас здесь, вероятно, неплохие врачи?
– Да, доктор Грейнджер уже сорок лет как здесь живет. Люди
чаще всего обращаются к нему. Он хоть с причудами, но врач хороший. Лучшего нам
и не надо. У него есть молодой компаньон – доктор Доналдсон. Он посовременней
врач. Некоторые предпочитают лечиться у него. А еще, конечно, доктор Хардинг,
но он мало практикует.
– Мисс Аранделл, я полагаю, пользовал доктор Грейнджер?
– Да, доктор Грейнджер не раз вызволял ее из беды. Он из тех
врачей, кто не даст умереть спокойно, хочешь ты того или нет.
Пуаро кивнул.
– Всегда не мешает немного разузнать о тех краях, в которых
собираешься поселиться, – заметил он. – Иметь под рукой хорошего врача очень
важно.
– Вы совершенно правы, сэр.
Пуаро заплатил ему по счету и добавил щедрые чаевые.
– Премного благодарен, сэр. Большое вам спасибо, сэр.
Надеюсь, вы поселитесь у нас, сэр.
– Хотелось бы, – солгал Пуаро.
Мы вышли из «Джорджа».
– Теперь вы удовлетворены, Пуаро? – спросил я, когда мы
очутились на улице.
– Ни в коем случае, друг мой.
И, к моему удивлению, он повернул в сторону, прямо
противоположную «Литлгрин-хаусу».
– Куда мы идем, Пуаро?
– В церковь, мой друг. Это может оказаться весьма
интересным. Посмотрим мемориальные доски, старые памятники.
Я только кивнул, ничего не понимая.
Пуаро осматривал церковь недолго. Хотя там и сохранились
кое-какие образцы ранней архитектуры, она была слишком добросовестно
отреставрирована в эпоху королевы Виктории
[19]
и утратила былое очарование.
Затем он принялся бродить по кладбищу, читая эпитафии
[20]
,
дивясь количеству умерших в некоторых семьях и повторяя вслух забавные фамилии.
Само собой, меня ничуть не удивило, когда он наконец
остановился перед памятником, ради которого, несомненно, и посетил кладбище.
На громадной мраморной глыбе полустершимися буквами было
выведено:
БЛАЖЕННОЙ ПАМЯТИ
ДЖОНА ЛЕЙВЕРТОНА АРАНДЕЛЛА,
ГЕНЕРАЛА 24 ПОЛКА СИКХОВ,
ПОЧИВШЕГО В БОЗЕ 19 МАЯ 1888 ГОДА.
«ДА ПРЕИСПОЛНИСЬ БЛАГОДАТИ,
ДА ПРЕБУДЕТ В НЕЙ СИЛА ТВОЯ».
МАТИЛЬДЫ ЭНН АРАНДЕЛЛ,
ПОЧИВШЕЙ В БОЗЕ 10 МАРТА 1912 ГОДА,
«ВОССТАНЬ И ВОЗНЕСИСЬ НА НЕБЕСА».
АГНЕС ДЖИОРДЖИНЫ МЭРИ АРАНДЕЛЛ,
ПОЧИВШЕЙ В БОЗЕ 20 НОЯБРЯ 1921 ГОДА.
«МОЛИСЬ, И ДА ВОЗДАСТСЯ ТЕБЕ».
А затем шла свежая, по-видимому, недавно выбитая надпись:
ЭМИЛИ ХЭРРИЕТ ЛЕЙВЕРТОН АРАНДЕЛЛ,
ПОЧИВШЕЙ В БОЗЕ 1 МАЯ 1936 ГОДА.
«ДА УПОКОИТСЯ ДУША ТВОЯ».
Пуаро какое-то время разглядывал эту надпись.
– Первого мая… Первого мая… А я получил от нее письмо
сегодня, двадцать восьмого июня. Понимаете вы, Гастингс, что этот факт
необходимо прояснить?