Три стороны моря - читать онлайн книгу. Автор: Александр Борянский cтр.№ 88

— Парис понимал, что его будут искать прежде всех. Когда я украл палладий из храма Афины, у них началась паника. Он переоделся в чужой доспех, взял простой щит и хотел затеряться, чтобы бежать из Трои.

— Для этого он пошел в бой?

— Да, иначе ему не дали бы скрыться другие сыновья Приама.

— Но у Париса не было длинных светлых локонов! — возмутился Менелай громко. — Я с ним сражался в поединке, я помню!

— Ты помнишь волосы своей жены? — устало спросил Одиссей.

Менелай молчал.

— Она срезала их для него. Ты-то знаешь, что у Елены были длинные светлые волосы. Или я не прав?

— Ты прав, — ответил вместо Менелая Агамемнон.

— Парис мертв, — еще раз сказал Одиссей. — И ты отомстил, Менелай, потому что последние три дня по закону Трои и Илиона Елена считалась женой Деифоба.

Неоптолем вскинул подбородок еще выше.

— Но почему ты не сказал нам об этом раньше? — вкрадчиво поинтересовался Нестор.

— Чтобы ты, вождь, — Одиссей говорил непосредственно к Агамемнону, — не лишился заслуженной славы. Я хотел, чтобы ты взял Трою. У меня в голове уже было вот это, — он указал на громаду лошади. — А после смерти Париса все они, — Одиссей обвел жестом басилевсов, — стали бы опять требовать Елену. Разве не так?

— Ты коварный лжец, Одиссей! — вскричал Менелай.

— Ты хитрец… — проворчал Нестор.

— Вырос среди овец! — буркнул Тевкр Теламонид, новый басилевс Саламина.

Диомед встал рядом с Одиссеем и положил руку ему на плечо. Одиссей замер…

— Ты мудрый друг Атридесов! — выговорил Диомед отчетливо. — Мы тебе благодарны. Я сказал верно, вождь?

— Верно, — согласился Агамемнон, потушив своим взглядом гневный взгляд Менелая. — Найдите тело хетта. И готовьте корабли к отплытию.

— Зачем ты спас меня? — спросил Парис.

Тьма была полной. Они находились на корабле, под навесом из шкур. Парис был в женском одеянии, бороду он только что сбрил.

— Обидно было бы воспользоваться такой хорошей хитростью всего один раз.

Одиссей указал рукой куда-то в сторону; Парис не увидел движения, но все трое поняли, что ахеец имел в виду коня.

— Ты — наш враг, — сказал Парис.

— Нет. Для нее я теперь — муж.

— Я слышал, у тебя есть жена.

— А я слышал, что у тебя больше нет.

— Тогда мне незачем жить. Зачем ты меня спас?

Одиссей закрыл глаза, он в самом деле немыслимо устал.

— Какой глупый вопрос…

— Почему? — послышался голос Елены. — Почему глупый?

— Я же просил тебя не разговаривать. Они все еще в поисках. Они ищут жену Менелая.

— Я не жена Менелая!

— Тебя они тоже ищут.

Афродита хотела понять, что ощущает смертный. Она давно приобрела эту странную кровь, она была старше Афины и Диониса — ненамного, лет на четыреста, — но этого срока хватило начисто забыть, что же они там чувствуют.

Ее смертный страдал, это Афродита понимала, и изо всех сил старалась думать всерьез. Город Париса пал, все близкие умерли. Не то чтобы он любил город, не то чтобы близкие были ему особенно близки… Вот сейчас он должен был сказать «Прощай!» своей любви. Не то чтобы он видел смысл жизни лишь в ней… Но ведь зачем-то город пал!

Парис сидел никчемный и спасенный рядом с Одиссеем, последний раз притрагиваясь к коже девушки, которой отдал все и которую считал Еленой. В какой-то степени она и была Еленой… Не той? Какая разница, если ту он никогда не знал, не только не трогал, а не видел, не догадывался о ее существовании!

Афродита обещала Афине один раз, ну два, только для самоутверждения бродяги Одиссея, такого же сумасшедшего и не способного наслаждаться, как сама Афина, его повелительница. И что же вышло?

Похоже, Ника ее обманула.

Где теперь найти для Париса желание жить, как передать ему тот огонь вечной радости, не способный угаснуть даже на руинах собственного дома, даже когда твоя единственная уходит, как убедить его — она не единственная, единственных не бывает, не может быть, пока есть в мире, где-то за облаками, за пеной морской истинно прекрасная Афродита.

Слушай! Я поделюсь с тобой…

Афина не думала об Одиссее. Она размышляла о том, каким должен быть ее следующий избранный. Она высчитала изменения рейтинга, хотя отлично знала: исчислить рейтинг невозможно. Она угадывала развитие народов на пару столетий вперед. Темных мест было несколько… Злоба Посейдона ее не волновала, как и реваншистские планы Ареса. Однако Афина не умела предвидеть повороты мысли Отца и опасалась сюрпризов от новичка-союзника.

Афина не думала об Одиссее, она думала о нем…

А он вовсе забыл о Елене. Дионис раскручивал ленту изменяющегося сознания, это оказалось настолько увлекательно, за этим крылись такие веселые фокусы, что, очутившись перед входом, он стоял, как дурак сфинкс, вспоминая, по чьей воле здесь находится и кому должен загадывать загадки.

Он вспомнил, что по собственной, усомнился: так ли это, но безвозвратно потерял конец ленты… Он так и не открыл, во что превратится сознание, которое он заставит измениться двенадцать раз, дал себе слово вернуться к вопросу с самого начала…

И вошел.

Все трое вступили в зал одновременно.

Зеркальный куб, в общем-то, не имел входа и выхода; кто имел право, тот входил, кто не имел — даже и не пытался. Грани исчезли перед Афродитой, Афиной и Дионисом — уже внутри они увидели друг друга.

Десятки Афродит, хоровод Афин, армия Дионисов отскакивали от стен солнечными зайчиками. Казалось, только из них и состоит мир, и больше ничего в нем нет.

Это была неправда.

Бессмертный треугольник — две богини и Дионис — отражался в темноте, под скрипящей неровной палубой итакийского корабля; людей было не разглядеть, но фитильки их душ рождали свет более истово, чем когда-либо еще в их недолгой жизни.

Два героя, по одному от каждой из воюющих сторон, и женщина-мистификация, дитя коварного юга.

Чужая, полная придыханий и переливов голоса, похожая на таинственное заклинание речь полилась бурной, тоже нездешней рекой — крокодилы и мутные воды, и нубийские пороги, и горные верховья были спрятаны в этой речи. Одиссей и Парис даже не сразу поняли, кто с ними говорит.

— Я только что сказала: я — дар для Париса, я — лучшее, что продавалось в торговом городе, в Трое, я не спартанка и не ахеянка, я не из племени данов и не из племени хеттов. Я — дитя Исиды и Афродиты одновременно.

Елена исполнила паузу. И заключила:

— Я не совсем человек.