– Я не буду… не буду… – тяжело дышал он, и я
поняла, что он балансирует на грани чего-то большего. Меня пробрала дрожь,
когда он ласковыми зубами провел по моей шее. Неразличимый шепот струился в мои
мысли, обращаясь к чувствам. – Скажи «да», любимая, – просил он, и
настойчивое обещание слышалось в этом низком, чарующем голосе. – Скажи, любимая,
скажи… дай мне и это тоже.
У меня подкашивались ноги, прохладные зубы перебирали мою
кожу снова и снова, пробуя, маня. А руки твердо держали меня за плечи. Хотела
ли я этого? С горячими от навернувшихся слез глазами я созналась себе, что уже
не знаю. Куда меня не могла заманить Айви, заманил Кистен. Я только молилась,
чтобы Кистен не ощутил этого в моих пальцах, вцепившихся в его руки, будто в
последнюю соломинку, удерживающую меня в здравом уме на краю времен.
– Тебе надо услышать «да»? – шепнула я и сама
услышала в своем голосе страсть.
Лучше мне умереть здесь с Кистеном, чем в страхе с Пискари.
Прозвенел звонок лифта, и двери открылись. По лодыжкам
повеял холодный воздух, с болезненной резкостью я вернулась к реальности.
Слишком поздно, я слишком долго мешкала.
– Флакон у меня? – спросила я одними губами, еще
играя короткими волосами над ямочкой у него на шее.
Я чувствовала на себе его тяжесть, а запах кожи и шелка
теперь будет для меня всегда означать Кистена. Мне не хотелось шевелиться. Не
хотелось выходить из лифта.
У Киста билось сердце, я услышала, как он сглотнул.
– У тебя в сумочке, – выдохнул он.
– Вот и хорошо.
Я сжала зубы, крепче ухватила его за волосы, отдернула его
голову назад и ударила вверх коленом.
Кист отпрянул, ударился в противоположную стену, кабина
затряслась. Черт, я промахнулась.
Запыхавшийся и взъерошенный, он выпрямился и пощупал ребра.
– Быстрее надо двигаться, ведьма.
Откинув волосы с глаз, он жестом пропустил меня вперед. На
подгибающихся коленях я вышла из лифта.
Глава 27
Дневное обиталище Пискари было совсем не таким, как я
ожидала увидеть.
Выйдя из лифта, я завертела головой из стороны в сторону,
рассматривая все вокруг. Потолки были высокие – футов десять, не меньше, белые
между мягкими складками полотнищ ткани, выкрашенных в основные цвета. Широкие
арочные проемы вели в столь же просторные соседние залы. Интимный уют обиталища
плейбоя в сочетании с каким-то музейным духом. Я секунду потратила на поиск
лей-линии и не нашла, что неудивительно: слишком глубоко я была под землей.
Мои ботинки ступали по роскошному серовато-белому ковру.
Мебель была подобрана со вкусом, и кое-где попадались подсвеченные предметы
искусства. Портьеры от пола до потолка через равные интервалы создавали
иллюзию, что за ними прячутся окна. Между ними стояли книжные шкафы с книгами
за стеклом, и каждый том казался старше, чем Поворот. Нику бы это понравилось,
и я успела подумать: хорошо бы он видел мою записку. Первые намеки на возможный
успех придали моей походке уверенности, которой она не заслуживала. Но может, с
флаконом Кистена и запиской Нику я сумею как-нибудь ускользнуть от смерти.
Двери лифта закрылись. Я обернулась и отметила, что здесь не
было кнопки, чтобы снова их открыть. И лестницы здесь тоже не было – значит,
она вела куда-то в другое место. Сердце у меня резко стукнуло и снова забилось
ровно. Ускользнуть от смерти? Ну-ну.
– Сними ботинки, – велел Кист.
Я наклонила голову, решив, что ослышалась.
– Что?
– Они грязные. – Он смотрел только мне на ноги,
все еще раскрасневшийся. – Сними.
Я глянула на лежащий под ногами белый ковер. Он хочет, чтобы
я убила Пискари, но тревожится, как бы я не измазала ботинками ковер?
Состроив гримасу, я сняла ботинки и оставила их возле лифта.
Не верила я в его надежды, придется мне умирать босиком.
Но ковер под ногами был приятен на ощупь, и я пошла за
Кистеном, стараясь не нащупывать в сумке флакон, который, как сказал Кист, там
лежал. Сам Кист снова напрягся, выставив челюсть, и очень помрачнел – совсем не
тот победительный вампир, который чуть не заставил меня капитулировать. Вид у
него был ревнивый и обиженный. В точности как у любовника, который получил
отставку.
Дай мне это, – звучало у меня в памяти, и я не могла
унять дрожь. Интересно, просил ли он Пискари точно так же, зная, что просит
крови. И еще мне было интересно, что взятие крови значит для Кистена: случайную
связь или нечто большее.
Приглушенный звук уличного движения отвлек мое внимание от
картины, на которой, похоже, Пискари и Линдберг пили пиво в английском пабе.
Шагая медленно, чтобы скрыть хромоту, Кистен ввел меня в подземную гостиную. И
дальнем ее конце имелся выложенный кафелем уголок для завтрака, а перед ним –
убей меня Бог! – окно второго этажа, выходящее на реку. Пискари блаженствовал
за небольшим плетеным из проволоки столиком прямо в центре этого круглого
пространства, окруженного ковром. Я знала, что мы под землей, и это не окно, а
всего лишь видеоэкран, но чертовски было на окно похоже.
Небо светлело с наступающим рассветом, бросая блики на серую
реку. Небоскребы Цинциннати темнели силуэтами на фоне светлеющего неба. От
колесных пароходов поднимался дым – там разводили пары, готовясь к первой волне
туристов. Воскресный трафик был неплотен, и шум отдельных проезжающих
автомобилей терялся за стуком, звонами, грохотом, неведомо откуда доносящимися
окликами, создающими городской фон. Вода рябила под бризом, и у меня волосы
шевелились в такт порывам ветра. Пораженная последней деталью, я подняла голову
и стала осматривать потолок, пока не заметила отдушину. Где-то вдали прогудела
сирена.
– Получаешь удовольствие, Кист? – спросил Пискари,
отвлекая мое внимание от бегуна с собакой на дорожке вдоль реки.
Кист покраснел, даже шея побагровела, и склонил голову.
– Я хотел понять, о чем говорила Айви, – промямлил
он, и вид у него был как у мальчишки, которого поймали за поцелуями с соседской
девчонкой.
Пискари улыбнулся:
– Правда, потрясающе? Оставить ее вот так,
непривязанной – это очень, очень забавно, пока она не попытается тебя убить. Но
ведь это и есть самое интересное?
Ко мне стало возвращаться напряжение. Пискари выглядел
непринужденно, сидя в легком темно-синем шелковом халате на одном из двух
металлических плетеных стульев от того же стола. В руке у него была сложенная
утренняя газета. Сочный цвет халата идеально гармонировал с янтарной кожей.
Из-под стола виднелись босые ноги – длинные и худые, того же медового отлива,
что и лысина. От этого неглиже я встревожилась еще сильнее. Вот только этого
мне и не хватало.
– Красивое окно, – сказала я, думая, что оно
лучше, чем у этой жабы Трента. Он бы мог сам всем этим заняться, если бы стал
действовать, когда я ему сказала, что Пискари и есть убийца. Мужчины все
одинаковы: получить что можешь бесплатно, а про остальное наврать.