Я не могла не заметить, что у меня в кухне, хотя она и
меньше, чем у Пискари, порядка больше. Кист подвел меня к металлической
учрежденческого вида пожарной двери, открыл ее и щелкнул выключателем. За
дверью открылась небольшая комната с дубовым полом. Серебристые дверцы лифта
утоплены в стене, другую стену почти полностью занимал широкий вход винтовой
лестницы, ведущей вниз. Очень элегантная лестница, и скромный канделябр над ней
тихо позванивал в восходящем прохладном потоке. На противоположной стене громко
тикали деревянные часы размером со стол.
– Вниз? – спросила я, стараясь не показывать
испуга. Если Ник не нашел моей записки, подняться по этой лестнице мне уже не
придется.
Пожарная дверь тихо закрылась за нами, и я почувствовала,
что давление воздуха изменилось. Восходящий поток ничем не пах, почти пустота
как таковая.
– Давай лучше на лифте поедем, – сказал Кист
неожиданно спокойным голосом. Вся его осанка изменилась – он сосредоточился на
какой-то неизвестной мне мысли.
И часть моих амулетов мне оставил…
Дверцы лифта немедленно открылись в ответ на нажатие кнопки,
и я вошла. Кист встал вплотную ко мне, дверцы закрылись и у меня неприятно
приподнялся желудок, когда лифт медленно поехал вниз. Я тут же перебросила
сумку наперед и открыла ее.
– Идиотка! – прошипел Кист.
Я тихо взвизгнула, когда он всем телом прижал меня в угол.
Пол подо мной вздрогнул, я застыла, готовая действовать. Зубы Киста были в
дюйме от моей кожи, демонский шрам пульсировал – я задержала дыхание. Феромонов
здесь было меньше, но легче мне не стало. Играй тут еще «музыка для лифтов», я
бы завопила.
– Не будь дурой. Ты что, думаешь, здесь камер
наблюдения нет?
Мне стало трудно дышать.
– Отпусти меня.
– Что-то не хочется, любимая, – шепнул он, и от
его дыхания жгучее покалывание побежало импульсами от шрама и пульс забился
молотом. – Я сейчас проверю, насколько тебя может завести вот этот шрам у
тебя на шее… а когда проверю, у тебя в сумочке будет лежать флакон.
Я сжалась, когда он прижался теснее. Запах кожаной одежды и
шелка был настойчив и восхитителен. У меня перехватило дыхание, когда Кист
носом отодвинул мне волосы, чтобы не мешали.
– Это египетская жидкость для бальзамирования, –
сказал он, и я напряглась от его губ, скользящих у меня на шее при произнесении
этих слов. Я не смела шевельнуться, и будь я честной, я бы призналась, что и не
хотела – щекочущие ниточки предвкушения расходились по телу от шрама. –
Брызни ему в глаза, и на время ты его отключишь.
Я не могла с собой справиться, тело требовало, чтобы я
что-нибудь сделала. Расслабив плечи, я закрыла глаза и руками стала гладить
гладкую спину Киста. Он замер от неожиданности, потом его руки скользнули ниже,
по бокам, взяли меня за талию. Мышцы под шелковой рубашкой напряглись от моих
прикосновений. А я подняла руки, ногтями играла с завитком в ямке на шее сзади.
Мягкие пряди имели такой ровный цвет, который можно найти только в коробке – он
красил волосы.
– Почему ты мне помогаешь? – шепнула я, играя
черной цепью у него на шее. Нагретые телом звенья сплетены были так же, как и
на ножных браслетах Айви.
Я ощутила игру его мускулов, сведенных не желанием, а мукой.
– Он сказал, что я – его наследник, – произнес он,
пряча в моих волосах губы от невидимой камеры – по крайней мере, я себе
говорила, что для этого. – Он сказал, что я с ним буду вечно, а потом
променял меня на Айви. Она его не заслуживает. – Голос был искажен
страданием. – Она его даже не любит.
Я закрыла глаза. Никогда мне не понять вампиров.
Не зная сама зачем, я погладила его по голове, перебирая
пряди, успокаивая его, а его дыхание превращало демонский шрам у меня на шее в
растущие импульсы желания, требующего, чтобы его удовлетворили. Здравый смысл
приказывал остановиться, но Киста предали, и я тоже чувствовала, что меня
предали.
У него пресеклось дыхание, когда я провела ногтями под ухом.
Издавая низкие тихие звуки, он прижался сильнее. Жар его тела ощущался через
мою тонкую рубашку, и его напряжение становилось глубже, опаснее.
– Бог ты мой! – прошептал он хриплым сорванным
голосом. – Айви права. Оставить тебя несвязанной и свободной от
принуждения – это как тигрицу трахать.
– Придержи язык, – сказала я с придыханием, ощущая
ласку его волос на лице. – Мне такие выражения не нравятся.
Я уже мертва. Почему бы не насладиться последними минутами?
– Да, мэм, – ответил он послушно, и голос его
потряс меня готовностью к подчинению, хотя он с силой прижался губами к моим
губам. От этого давления голова у меня отклонилась в угол лифта. Я прижалась в
ответ, не испытывая страха.
– Не называй меня так, – произнесла я прямо ему в
рот, вспомнив, что говорила Айви про то, как он любит играть подчиненного.
Может быть, встречу с субмиссивным вампиром я переживу.
Он прижался ко мне сильнее, а голову отвел. Я увидела его
глаза – голубые, без малейшей черноты, – всмотрелась в них с захватывающим
дух осознанием: я не знаю, что сейчас случится, но молюсь, чтобы оно случилось,
что бы оно ни было.
– Дай я это сделаю, – сказал он рокочущим голосом,
почти-почти рычанием. Руки у него были свободны, он взял меня за подбородок, не
давая двинуть головой. Мелькнули зубы, потом он оказался слишком близко, чтобы
что-нибудь можно было разглядеть. И даже капельки страха не было во мне, когда
он снова меня поцеловал, потому что до меня вдруг дошло.
Он не хотел крови. Крови хотела Айви, Кист хотел секса. И
риск, что его желание может обратиться в жажду крови, уступило чувственности,
переходящей в бесшабашную смелость.
Губы у него были мягкие, влажно-теплые, и светлая щетина
резко контрастировала с этой мягкостью, усиливая ощущение. С бьющимся сердцем я
зацепила его ногой под колени и притянула ближе. Он задышал тяжело и часто, и у
меня вырвался тихий стон наслаждения. Язык нашел гладкость его зубов, его мышцы
напряглись под моими ладонями. Я убрала язык, дразня, заманивая.
Мы отодвинулись губами друг от друга. В глазах Киста, черных
и полных лихорадочного, бесстыдного желания, пылал жар. И все равно страха не
было.
– Дай мне это… – выдохнул он. – Я не прокушу
твою кожу, если… – он перевел дыхание, – если ты мне это дашь.
– Молчи, Кистен, – шепнула я, закрывая глаза,
чтобы отделить себя, насколько возможно, от этой неразличимой смеси двух разных
желаний.
– Да, миз Морган.
Это был едва слышный шепот, я даже не знаю, услышала я его
или нет. Во мне росло желание, непобедимое, одолевающее рассудок. Я знала, что
не надо, но сердце билось птицей, и я погладила его по шее ногтями, оставив
красные следы. Кистен вздрогнул, его руки опустились к моей пояснице, твердые,
ищущие. Жидкий огонь хлынул у меня из шеи, когда он наклонил голову и нашел мой
шрам. Резко и сильно звучало его дыхание, волнами наслаждения обдавало меня из
его губ.