– Разумно. Параллельно будем копать со стороны самой
Стрежиной. Много времени на обход дома у тебя не уйдет, так что тебе достанутся
еще кое-какие симпатичные личности, имеющие отношение к нашей девице. Мне о них
много интересного рассказала ее подруга, Красько.
– Выкладывай, – предложил Сергей. –
Давай-давай, не зря же ты два часа штаны протирал в офисе Липатова.
Макар пропустил «штаны» мимо ушей и начал рассказывать.
В топливно-энергетической компании «Юго-запад» в первые
полгода к Вике относились настороженно – она была чужаком, сотрудником,
пришедшим без всяких рекомендаций. В традициях же «Юго-запада» было набирать
людей по знакомству, а еще лучше – объединенных родственными связями с
кем-нибудь из уже работающих в фирме. Истоки такого подхода Илюшин видел в том,
что возглавлял компанию Аслан Коцба, абхазец по национальности, окруживший себя
близкими людьми: заместителем Коцбы работал его двоюродный брат, исполнительным
директором – муж сестры Аслана. Во время беседы с Красько Илюшин ненавязчиво
выяснил, что сама Лена была замужем за одним из многочисленных родственников
гендиректора. «Почти все наши девочки пришли сюда, потому что они чьи-то
родственницы, – честно рассказала Красько. – Здесь так принято,
понимаете?»
Но Вика Стрежина нарушила традицию, и причиной тому стал,
как ни странно, сам Аслан Коцба. Предыдущих трех «правильных» секретарей,
обладавших всеми нужными связями, он уволил с шумом и грохотом, поскольку имел
привычку в ярости швырять в стену своего кабинета бутылки с минералкой. Зная об
этой особенности Аслана, референты постоянно обновляли минералку на его столе,
справедливо опасаясь, что тот, не найдя привычной бутылки, может запустить
чем-нибудь другим, куда менее легким. Например, пресс-папье из оникса. И не в
стену, а в провинившегося сотрудника. Швыряние бутылок тоже было обычаем, и
идти против него никто не рисковал. Секретарши одна за другой вылетали из
дверей серого особняка «Юго-запада», поскольку умение грамотно составлять
документы, как оказалось, находилось в обратно пропорциональной зависимости от
степени родства с работниками фирмы. Первая секретарша была племянницей
главбуха. На третий день работы она отправила электронное письмо начальнице
юридического отдела фирмы, с которой «Юго-запад» вел важные переговоры,
перепутав буквы «Ю» и «Б», расположенные на клавиатуре по соседству.
Демократичное обращение «Юля» в редакции секретарши превратилось в нечто
совершенно неприличное, и разъяренный Коцба уволил ее в тот же день, не пожелав
оценить смешную сторону происшествия. Заодно попало и главбуху.
Вторая девочка, приходившаяся дальней родственницей
начальнику аналитического отдела, от усердия ставила запятые после каждого
слова, боясь не угодить шефу. Кроме того, напуганная историей своей
предшественницы, она по десять раз проверяла и перепроверяла письма, тратя уйму
времени. Такая старательность быстро стала раздражать Аслана, и секретаршу
уволили, хотя и без швыряния бутылок в стену.
Третья секретарша была грамотной – может быть, потому, что в
«Юго-западе» трудился программистом всего лишь ее троюродный брат. Она работала
быстро, старательно, делая минимум ошибок в тексте. Но небольшой поселок
Мусохранск, куда девушка отправляла электронную почту для друга детства Коцбы,
подкосил и ее.
До того, как Аслан приказал секретарше отправить письмо,
девушка не знала о существовании поселка с таким названием и потому сделала
ошибку, напрашивающуюся само собой. Когда Аслану Коцбе пришло возмущенное
письмо, в котором обиженный мусохранец требовал не называть его мухосранцем,
шеф не стал долго вникать в проблему, и офис в очередной раз остался без
секретаря.
После этого наступило затишье. Никто из сотрудников не
рисковал предлагать своих родственниц на место
«той-самой-которая-обидела-мусохранцев». В конце концов Аслан, скрипя зубами,
дал «добро» на обращение в рекрутинговое агентство. Первой, кого прислали из
агентства, оказалась Виктория Сергеевна Стрежина.
Вика была сдержанна, перед начальством не лебезила, с
коллегами общалась ровно и дружелюбно. Первые три месяца все с замиранием
сердца ожидали, какой фортель выкинет новая секретарша, но время шло, а
Стрежина работала без промашек. Сначала ей удивлялись, потом постепенно
зауважали, хотя настороженность по отношению к девушке до конца не исчезла. Но
когда Коцба назначил ее референтом, никто не удивился: Вика лучше остальных
подходила на эту должность.
– За что ее уважают? – спросил Макар в разговоре с
Леной. – Вы не сообщили ничего необычного. Исполнительная девушка,
по-моему, не такая уж и редкость.
– Ее уважали не за исполнительность, – объяснила
Красько, не замечая, что переходит на прошлое время. – Знаете, как бывает:
видишь ты человека и понимаешь, что он – хороший, порядочный. Вот и с Викой так
же. Сразу было ясно, что она порядочный человек. Даже не порядочный, нет –
правильный! Вот, я нашла точное слово. Наша Вика – очень правильная. И еще
очень правдивая.
Илюшин искренне считал, что правильные и одновременно
правдивые люди невыносимы для окружающих. Но Вика Стрежина, судя по описанию ее
подруги, таковой не была. За два года работы в «Юго-западе» она испортила
отношения лишь с одним человеком, и в результате тому пришлось уволиться.
Уволившуюся даму звали Юлия Борисовна Осьмина.
Юлия Борисовна, ухоженная худощавая дама среднего возраста,
возглавляла кадровый отдел. Она носила длинные черные платья с яркими шифоновыми
косынками, повязанными вокруг шеи, и считалась красавицей. В любом споре
последнее слово всегда оставалось за Юлией Борисовной – не потому, что оно было
самым веским, а потому, что Осьмина так сумела себя поставить, что ее слово казалось
веским. Мода, политика, новинки литературы – во всем она разбиралась и по
любому поводу имела свое мнение. Осьмина тесно общалась с двумя дамами из
аналитического отдела, и вместе они были влиятельной силой, с которой все
считались. На Вику Стрежину Осьмина не обращала никакого внимания, поскольку
двадцатипятилетняя секретарша, даже достигнувшая должности референта при шефе,
никак не могла входить в круг ее, Юлии Борисовны, интересов.
Но однажды, рассказывая во время обеда за общим столом о
своей любимой кошке, Осьмина обронила, что кошка недавно окотилась.
– Я так устала от ее темперамента, – пожаловалась
Юлия Борисовна внимательной аудитории. – Подай негодяйке кота, и все тут.
– А… если стерилизовать? – робко спросила одна
девушка. – Или не поможет?
– Я не знаю, поможет или нет, – отчеканила Юлия
Борисовна, – но подобную операцию считаю недопустимым зверством. Я свою
кошку люблю и издеваться над ней никому не позволю. И, представьте себе, я
готова идти на определенные жертвы!
Она метнула яростный взгляд в сторону вопрошавшей, и вокруг
согласно закивали. Да, все готовы были идти на определенные жертвы ради своих
любимых.
– А кому вы раздали котят? – спросила Вика,
отвлекая внимание Осьминой на себя. – И сколько их было?