Чилтон и не подумал обращаться к Бойлу и Пембри по имени,
хотя у обоих на груди были нашивки. Он неизменно обращался и к тому и к другому
одинаково: эй, вы там!
Надзиратели же, узнав, что Чилтон вовсе не врач, именовали
его меж собой не иначе как «учила-мудила».
Пембри попытался было объяснить Чилтону, что Старлинг к
Лектеру пустили не они, а сержант, дежуривший внизу, но для разъяренного
Чилтона это было одно и то же.
Во время ужина Чилтон отсутствовал, и Бойл с Пембри при
доброжелательном содействии доктора Лектера изобрели свой способ приносить
поднос с едой в клетку. И все получилось отлично.
— Вам сегодня не понадобится ваш смокинг,
доктор, — сказал ему Пембри. — Я вас попрошу сесть на пол и
откинуться на прутья решетки. Так, теперь отведите руки назад и просуньте их
сквозь прутья, наружу. Вот так, прекрасно. Чуть нагнитесь вперед и выпрямите
руки. И локти распрямите.
Пембри защелкнул наручники на запястьях доктора, и теперь
его руки торчали наружу, причем между ними проходил прут решетки, а поднять их
вверх не давал поперечный брус.
— Немного неудобно, конечно, я понимаю, но это ведь
ненадолго… Зато больше никаких проблем.
Доктор Лектер сидел в очень неудобной позе. Он не мог не
только подняться, но даже распрямиться или сесть на корточки. Ноги его были
вытянуты вперед, и он даже при желании никого не мог ударить или пнуть.
И только после того, как доктор Лектер был таким образом
прикован к решетке, Пембри подошел к своему столу и взял из ящика ключ от
клетки. Он сунул свою резиновую дубинку в кольцо на поясе, положил в карман
газовый баллончик и вернулся к клетке. Открыл дверь, и Бойл внес поднос. Когда
дверь вновь оказалась заперта, Пембри сперва отнес ключ от нее обратно в ящик
стола и лишь потом снял с заключенного наручники. Он ни разу не подошел к
решетке с ключом, пока доктор был без наручников.
— Ну вот, видите как все просто, правда? — спросил
Пембри.
— Да, вы неплохо придумали. Даже удобно.
Спасибо, — ответил доктор Лектер. — Знаете, я уже начинаю привыкать.
Пытаюсь, во всяком случае.
— Да и мы тоже старина, — ответил Пембри.
Доктор Лектер ел, не переставая что-то писать и рисовать
мягким фломастером в своем блокноте. Потом он вынул кассету из маленького
магнитофона, прикованного цепочкой к ножке стола, перевернул ее и вставил
обратно. Из динамика полились звуки «Вариаций на темы Гольдберга» в исполнении
Гленна Гульда. Прекрасная музыка, живущая вне клятв и обещаний, вне времени,
заполнила всю ярко освещенную клетку и ту часть комнаты, где сидели
надзиратели.
Теперь время для доктора замедлило свой ход и расслоилось на
мгновения, как это всегда бывает, когда человек переходит к решительным
действиям. Музыка, не потеряв темпа, тоже распалась на отдельные ноты. И
серебряные баховские стаккато, разлетевшись, блестели на прутьях решетки.
Доктор Лектер с отсутствующим выражением лица встал с места и чуть помедлил,
наблюдая, как бумажная салфетка спланировала с его колена на пол. Салфетка довольно
долго крутилась в воздухе. Зацепилась за ножку стола, проплыла в одну сторону,
приостановилась, поплыла в другую, перевернулась и наконец легла на стальной
пол. Он не сделал ни малейшего усилия, чтобы поднять ее. Прошелся по клетке,
зашел за бумажную ширму и сел на крышку унитаза. Это было единственное место,
где он был наедине с собой. Слушая музыку, он облокотился о раковину, положил
голову на руку и полуприкрыл глаза. «Вариации на темы Гольдберга» интересовали
его со структурной точки зрения. Вот, снова эта каденция… Повторяется тема
сарабанды… Басовые все громче и громче… Он покачивал головой в такт музыке, а
язык его между тем тщательно обследовал зубы — сначала верхнюю челюсть, потом
нижнюю. Это было длительное и весьма интересное обследование. Как прогулка в
Альпах — сначала вверх, до самой вершины, потом обратно к подножию…
Затем язык принялся обследовать десны. Он медленно двигался
во рту, словно изучая пространство между деснами и щекой. Некоторые делают так
в глубоком раздумье. Десны были прохладнее языка. И пространство между щекой и
верхней десной тоже было прохладным. Язык нащупал здесь маленький кусочек
металлической трубки и замер.
Сквозь музыку до него донесся звук захлопнувшейся двери
лифта, а затем вой заработавшего электромотора. Он успел прослушать еще
несколько тактов музыки, потом дверь лифта отворилась и незнакомый голос
произнес:
— Мне надо забрать поднос.
Доктор Лектер услышал, как тот из надзирателей, что был
поменьше ростом — его, кажется, звали Пембри, — приблизился к решетке. Сквозь
щель в ширме доктор видел его.
— Доктор Лектер, выходите и садитесь на пол, спиной к
прутьям, как в прошлый раз.
— Если вы не возражаете, Пембри, я хотел бы закончить
свои дела. Боюсь, этот переезд отрицательно сказался на моем
пищеварении. — Ему потребовалось очень много времени, чтобы произнести все
эти слова.
— Хорошо. — Пембри повернулся к лифту и добавил
погромче: — Я позвоню вниз, когда поднос освободится.
— А можно глянуть на него? — спросил посыльный.
— Я же сказал, я позвоню.
Снова стукнула дверь лифта. И снова в комнате осталась
только музыка.
Доктор Лектер извлек изо рта кусочек трубки и вытер его
туалетной бумагой. Ладони были сухими, пальцы не дрожали.
За годы заключения доктор Лектер, человек, интересующийся
буквально всем, научился многим тюремным хитростям. После того как он напал на
медсестру в балтиморской психушке, строжайший режим его содержания был нарушен
только дважды, причем оба раза это случилось, когда у Барни был выходной. В
первый раз посетивший его психиатр дал ему шариковую ручку и забыл о ней. Он
еще не успел покинуть палату, а доктор Лектер уже сломал пластиковый корпус
ручки и утопил обломки в унитазе. Металлический стержень с пастой тут же был
надежно спрятан в шов матраса на кровати.
Единственным острым предметом в его палате оказался заусенец
стального болта, крепящего кровать к стене. Но ему и этого было вполне
достаточно. За два месяца упорного труда доктор Лектер сумел процарапать на
стержне со стороны открытого конца две параллельные насечки в полсантиметра
длиной. Затем он отломил большую часть стержня и спустил ее в унитаз, оставив
себе меньшую — сантиметра три длиной. Мозолей от этой работы на его пальцах
Барни не заметил.
Еще полгода спустя санитар забыл снять толстую стальную
скрепку с пачки документов, которые прислал доктору его адвокат.
Двухсантиметровый кусочек этой скрепки был отломан и вложен в кусочек стержня
шариковой ручки, а остальное тоже отправилось в унитаз. Маленький гладкий кусок
стержня было легко спрятать в любом шве, за щекой или в анальном отверстии.
И вот теперь, сидя за бумажной ширмой, доктор Лектер
постукивал трубочкой по ногтю большого пальца, стараясь достать оттуда обломок
скрепки. Наконец это ему удалось. Этот кусочек проволоки и должен был послужить
ему орудием побега, но придать ему нужную форму было довольно трудно. Доктор
наполовину засунул проволоку в трубку и принялся сгибать оставшийся снаружи
кусок, используя трубку как рычаг. Он действовал с огромной осторожностью,
опасаясь сломать тонкий металл. Проволока постепенно поддавалась нажиму его
сильных пальцев и наконец согнулась под прямым углом. Теперь у него был ключ от
наручников.