— Все было уничтожено по постановлению суда после того
как…
— Как он выглядел? — спросил майор Бахман.
— Может быть хватит, майор? Сенатор Мартин,
единственное…
— Возраст, внешний вид, все, что ты можешь
вспомнить, — потребовал майор Бахман.
Доктор Лектер просто-напросто ушел от них. Он стал думать
совсем о другом: об анатомических этюдах Жерико к картине «Плот Медузы»
[61]
— и, если даже и слышал последовавшие затем вопросы, не подал
и виду, что слышит.
Когда Рут Мартин удалось снова привлечь внимание доктора
Лектера, они остались в комнате одни. Она держала на коленях блокнот Госсэджа.
Глаза доктора Лектера сфокусировались на ней.
— От флага сигарами пахнет, — сказал он. — Вы
сами кормили Кэтрин?
— Простите? Я — что?..
— Вы кормили Кэтрин грудью?
— Да.
— От такой работы пить хочется, верно?..
У нее потемнели зрачки, и, пригубив от ее боли, доктор
Лектер нашел, что это поразительное наслаждение. На сегодня достаточно, решил
он и продолжал:
— Уильям Рубин примерно метр восемьдесят пять ростом,
сейчас ему должно быть около тридцати пяти лет. Он крупного телосложения, весил
около девяноста килограммов, когда я его знал, и с тех пор, вероятно, еще
набрал в весе. Волосы у него каштановые, глаза — светло-голубые. Отдайте им
это, и мы продолжим.
— Да, разумеется, — сказала сенатор Мартин и
передала блокнот в открытую дверь.
— Я видел его только один раз. Он должен был явиться на
прием снова, но так и не пришел.
— Почему вы полагаете, что именно он — Буффало Билл?
— Он уже тогда убивал людей и делал с ними нечто
подобное — с анатомической точки зрения. Он говорил, что мечтает, чтоб ему
помогли покончить с этим, но в действительности вовсе этого не хотел. Ему
просто надо было с кем-то обмусолить эту тему, потрепаться.
— И вы не… Он был уверен, что вы его не выдадите?
— Он полагал, что я этого не сделаю, и, кроме того, он
любит рисковать. Я же оказал подобную честь откровениям его приятеля Распая.
— Распай знал, что он делал это?
— Распая засасывало в грязь, как нечистоты в сточную
канаву. Он весь был покрыт струпьями.
Билли Рубин сказал мне, что был судим, но не сообщил за что.
Я записал его анамнез очень кратко. Ничего особенного, кроме одного: Рубин
сказал мне, что когда-то страдал anthracosis eburnea.
[62]
Вот
все, что я помню, сенатор Мартин, кроме того, я полагаю, вам не терпится уйти.
Если что-то еще придет мне в голову, я дам вам знать.
— Это Билли Рубин убил человека, голова которого была
обнаружена в машине?
— Думаю, да.
— Вы знаете, кто он такой?
— Нет. Распай называл его «Клаус».
— То, что вы сообщили ранее ФБР, соответствует
действительности?
— Не менее, чем то, что ФБР сообщило мне, сенатор
Мартин.
— Я договорилась о некоторых временных послаблениях
здесь, в Мемфисе. Мы поговорим о вашем положении, и вы поедете в Браши Маунтин,
когда все это… Когда мы уладим это дело.
— Благодарю вас. Я хотел бы иметь телефон. Если мне
что-то придет в голову…
— Телефон у вас будет.
— И музыку «Вариации на темы Гольдберга» в исполнении
Гленна Гульда.
[63]
Это не слишком много?
— Договорились.
— Сенатор Мартин, не доверяйте руководство целиком
одному ФБР. Джек Крофорд не склонен вести честную игру с другими агентствами.
Это ведь все только игра для людей его типа. Он решил, что именно он должен
арестовать Билли Рубина. У них это называется «взять за воротник».
— Спасибо, доктор Лектер.
— Прелестный костюм, — сказал доктор Лектер ей
вслед.
Глава 33
В огромном подвале Джейма Гама одно помещение переходит в
другое без видимой логики и порядка — в таких лабиринтах мы иногда безнадежно
плутаем во сне. Когда (много-много жизней тому назад) он был застенчив и робок,
мистер Гам больше всего наслаждался, укрываясь в самых потаенных комнатах
своего подземелья, подальше от лестниц. Здесь есть комнаты в дальних уголках,
комнаты из других жизней, их он не открывал с давних пор. Некоторые из них еще
заняты, так сказать, хотя звуки, доносившиеся оттуда, из-за дверей, достигли
своего пика и истаяли давным-давно.
Уровень пола в каждой комнате разный, выше или ниже почти на
тридцать сантиметров. Приходится перешагивать через порожки, нагибаться под
притолоками. Тяжелые вещи очень трудно тащить и практически невозможно катить
по такому полу. Гнать что-то перед собой — а оно спотыкается, плачет и умоляет
и стукается обалделой головой обо что попало — очень трудно, даже опасно.
Став гораздо мудрее и обретя уверенность в себе, мистер Гам
понял, что ему вовсе нет надобности делать то, что нужно, в потаенных уголках
подвала. Теперь он пользуется несколькими подвальными помещениями прямо у
лестницы, а это — просторные комнаты с водопроводом и электричеством.
Сейчас подвал погружен в темноту.
В тайнике под комнатой с полом, посыпанным песком, затихла
Кэтрин Мартин.
Мистер Гам тоже в подвале, только в другом помещении.
В комнате за лестницей стоит непроглядная темень, но она
наполнена множеством чуть слышных звуков. Тихо журчит вода и вздыхают небольшие
насосы. Звуки тихим эхом отражаются от стен, и комната кажется очень большой.
Воздух прохладный и влажный. Запах зелени. Трепет крыльев у щеки, тихое
пощелкивание в воздухе. Тихое посапывание, вздох наслаждения — это уже человек.
Комната лишена световых волн, воспринимаемых человеческим
зрением, но мистер Гам здесь и видит все прекрасно, хотя все представляется ему
в более или менее интенсивных оттенках зеленого цвета. Он в замечательных очках
ночного видения (куплены на распродаже израильского армейского имущества меньше
чем за четыреста долларов) и направил инфракрасный луч фонарика на затянутую
сеткой клетку, перед которой сидит. Сидит он на краешке стула с прямой спинкой,
напряжен, наблюдает за насекомым, взбирающимся на зеленое растение. Юное имаго
только что выбралось из кокона, упрятанного во влажный земляной пол клетки. Оно
осторожно взбирается по крепкому стеблю паслена, отыскивая местечко, где можно
расправить влажные неокрепшие крылья, все еще плотно сложенные на спине. Вот
оно находит горизонтальную веточку.