Прежде чем снова застегнуть рюкзак, я достал оттуда
восьмидюймовую фигурку, изображающую Элвиса на телевизионном концерте
«Возвращение» шестьдесят восьмого года, и положил ее в карман. Я надеялся, что
мое лицо, знакомое Саре, защитит от нападения, но никогда не повредит иметь под
рукой надежное проклятие.
Наверху, где из стены, нависая над залом ожидания,
выдавались офисы паромной администрации, раздались какие-то звуки. Инферны
предпочитают устраиваться в маленьких, высоко расположенных помещениях.
Лестница была одна, ступени в середине провисали, словно старый фартук. Под
действием моего веса первая же, к несчастью, заскрипела.
Это не имело значения — Сара уже должна знать, что кто-то
тут есть, — но дальше я пошел осторожнее, после каждого шага дожидаясь,
пока лестница перестанет качаться. Парни из Архива предупреждали меня, что
терминал бездействует уже лет десять.
Используя преимущество медленного подъема, я оставлял на
ступенях кое-какие предметы из своего рюкзака. Накидку с блестками, миниатюрную
рождественскую елку, альбом «Элвис ноет Евангелие».
Черепа, выстроенные в ряд, смотрели на меня сверху, с
лестницы. Я уже видел помеченные таким образом логовища, отчасти нечто вроде
заявки на свою территорию — предостережение другим хищникам держаться
подальше, — отчасти нечто такое, что инфернам просто… нравится. «И вновь
никакой тебе свободной воли, — подумалось мне, — обычные
биохимические процессы в мозгу, определяющие эстетические предпочтения
настолько же предсказуемые, как и покупка мужиком средних лет красного
спортивного автомобиля».
Носком ботинка я отшвырнул один из черепов во тьму, он
покатился по полу с негромким «ка-бум-ка-бум-ка». Когда эхо растаяло вдали, я
услышал чье-то дыхание. Интересно, узнала ли она мой запах?
— Это я! — негромко окликнул я, не особенно
рассчитывая на ответ.
— Кэл?
Я замер, не веря своим ушам. Никто из бывших девушек,
которых мне удавалось выследить, не говорил ни слова и уж тем более не
произносил моего имени. Однако я узнал голос Сары — даже дребезжащий,
иссушенный и ломкий, это был ее голос.
— Я здесь, чтобы помочь тебе, — сказал я.
Никакого ответа, кроме топота крысиных лапок. Даже ее
дыхания не было слышно: инферны умеют не дышать, существуя за счет кислорода,
запасаемого в цистах паразита.
Передо мной тянулась галерея с рядом дверей покинутых
офисов. Сделав несколько шагов, я заглянул в первый попавшийся: мебель
отсутствовала, на сером ковре были видны впечатанные в него маленькие
квадратики. Не самое скверное место для работы, между прочим: большие окна
выходят на гавань — вид изумительный, даже несмотря на разбитые и грязные
стекла. По ту сторону реки лежит Манхэттен, шпили и окна зданий в деловой части
города светятся оранжевым в лучах заходящего солнца. «Странно, что Сара
оставалась там, откуда виден остров, столь любимый ею, — недоумевал
я. — Как она могла выносить это? Может, она все же другая».
На полу валялось несколько пузырьков из-под крэка, старая
одежда и снова человеческие кости. «Интересно, где она охотилась, —
настойчиво вопрошал я сам себя, — и как получилось, что Дозор не
зафиксировал эти убийства?» У хищников есть одна особенность: они оставляют на
любой экосистеме огромный статистический след. Поместите около двух десятков
убийц даже в самый большой город, и они будут бросаться в глаза, словно
охваченный огнем дом. Последнюю тысячу лет эта болезнь развивала в себе
способность оставаться как можно более незаметной, однако любителям человечинки
все труднее и труднее прятаться. В конце концов, жертвы-люди имеют сотовые
телефоны.
Я вышел в коридор, закрыл глаза и снова прислушался. Ничего.
Когда я открыл их, Сара стояла передо мной. В голове промелькнула ужасно
тривиальная мысль: «Она похудела». Жилистое тело почти полностью скрывали
ворованные обноски — словно у ребенка в одежде не по росту, с чужого плеча. Как
всегда при встрече с «бывшей» после долгого перерыва, возникло ощущение чего-то
сверхъестественного при виде трансформации, которую претерпело знакомое лицо.
Я могу понять, почему легенды называют их прекрасными:
героиновое изящество, но без скверной кожи. И взгляд у инферна такой
напряженный! Адаптированные к темноте, их зрачки и радужные оболочки огромны, а
кожа вокруг глаз оттянута назад, больше обычного обнажая глазные яблоки. Словно
кинозвезды, они всегда выглядят удивленными и почти совсем не мигают.
Одно короткое, ужасное мгновение я думал, что снова влюблен
в нее. Но нет — это был просто ненасытный паразит внутри меня.
— Сара… — выдохнул я.
Она зашипела. Инферны ненавидят звук собственных имен,
потому что он ранит перепутанные каналы их мозга так же, как проклятие. Но она
позвала меня по имени…
— Убирайся, — прозвучал дребезжащий голос. В ее
глазах я видел голод — инферны всегда голодны, — но есть меня она не стала
бы, я был слишком хорошо ей знаком.
Крысы заметались вокруг ног, думая, что надвигается
убийство. Я с силой топнул специальным, защищающим от крыс ковбойским сапогом,
и они бросились врассыпную. Этот звук заставил Сару обнажить зубы, и живот у
меня свело. Пришлось напомнить себе, что она не станет есть меня, не сможет
есть меня.
— Я должен забрать тебя отсюда. — И сжал фигурку в
кармане.
Инферны никогда не сдаются без борьбы, но Сара была моей
первой настоящей любовью. Может быть… Она ударила, словно молния, открытой
ладонью по макушке; удар был настолько силен, что возникло ощущение, будто
лопнула барабанная перепонка.
Я зашатался, сделал шаг назад. Мир вокруг звенел, новые
удары обрушились на живот, вышибая дух. И потом, лежа на полу, чувствовал на
груди вес Сары, ее тело, жилистое, словно мешок, битком набитый разъяренными
змеями, ее густой запах бил мне в ноздри.
Она оттянула мою голову назад, обнажила горло, но потом
замерла; в ее странно мерцающих глазах явно отражалось какое-то сражение. Что
это было? Любовь ко мне? Или просто проклятие хорошо знакомого лица?
— Кафе на углу Первой авеню и Восьмой стрит, —
быстро заговорил я, взывая к воспоминанию о ее любимой пиццерии. —
Ванильная водка на скалах. «Вива, Лас-Вегас!» — И, чтобы подчеркнуть последнее,
добавил: — Второе имя его матери было Любовь.
При этом втором напоминании об Элвисе Сара зашипела, словно
змея, ее руки с длинными хищными когтями потянулись ко мне. Ногти инфернов,
точно у трупов, продолжают расти, даже когда вся остальная плоть тает, и ее
ногти были такие искривленные, такие черные, как высохшая оболочка жука.
Я остановил ее, назвав пароль нашего общего счета в
видеомагазине, отбарабанив номер ее сотового телефона и имена золотых рыбок,
которых она бросила, когда сбежала. Сара содрогнулась: упоминание о старых,
хорошо знакомых вещах, когда-то таких важных, обрушилось на нее, словно удар.
Потом она испустила вой, снова оскалилась и вскинула когтистую лапу…