— Их работа, — кивнула Мэдди.
— Работа?
— Каждый из тех, у кого не обнаруживались микротравмы
мозга, работал в определенной сфере деятельности, — объяснил Эз. —
Пожарные, надзиратели, врачи, политики и все, кто трудился в Комиссии по
чрезвычайным обстоятельствам. У всех представителей этих профессий никаких
микротравм не было, а у всех остальных похорошевших людей — были.
— Значит, у вас их тоже не оказалось?
Эз кивнул.
— Мы проверили себя, и результаты оказались
отрицательными.
— Иначе мы бы тут не сидели, — негромко добавила
Мэдди.
— Что вы имеете в виду?
Тут слово взял Дэвид.
— Эти микротравмы — не случайность, Тэлли. Они —
составная часть операции, как придание правильной формы черепу, как снятие
кожи. Это часть того, как красота тебя изменяет.
— Но вы же говорите, что такие травмы — не у всех.
Мэдди кивнула.
— У некоторых похорошевших людей травмы исчезают или их
намеренно лечат. Это те люди, профессия которых требует быстрой реакции — как
работа врача «скорой помощи» или тушение пожаров. Люди, имеющие дело с
конфликтами и с опасностью.
— Люди, сталкивающиеся с необходимостью делать
выбор, — добавил Дэвид.
Тэлли медленно выдохнула, вспомнив кое-какие подробности
своего пути.
— А рейнджеры?
Эз понимающе кивнул.
— У меня в базе данных, кажется, было несколько
рейнджеров. У всех травмы отсутствовали.
Тэлли помнила, как выглядели лица рейнджеров, которые ее
спасли. Их отличала незнакомая уверенность и решительность. Та же, что
светилась в глазах Дэвида, но напрочь отсутствовала у новоиспеченных красоток и
красавцев, над которыми всегда потешались они с Перисом.
Перис…
Тэлли сглотнула сжавший горло горький ком. Она попыталась
вспомнить, как вел себя Перис, когда она ворвалась на бал в особняк Гарбо.
Она тогда так стыдилась собственного лица, что вспомнить
что-то особенное о Перисе ей теперь было трудно. Он выглядел настолько иначе,
казался более взрослым, более зрелым.
Но почему-то то, что раньше связывало их, исчезло,
испарилось… Перис словно бы стал другим человеком. Только ли потому, что после
его операции они стали жить в разных мирах? Или тут крылось нечто большее?
Тэлли попыталась представить себе, что Перис оказался здесь, в Дыме, что он
тоже трудится и сам себе шьет одежду. Прежний Перис, Перис-уродец только
обрадовался бы такой перспективе. А Перис-красавец?
У Тэлли голова пошла кругом. Дом Эза и Мэдди будто
превратился в кабину скоростного лифта, ухнувшего вниз.
— А что делают с человеком эти микротравмы? —
спросила Тэлли.
— Этого мы точно не знаем, — отозвался Эз.
— Но у нас есть на этот счет кое-какие идеи, —
сказал Дэвид.
— Всего лишь подозрения, — уточнила Мэдди.
Эз поджал губы и устремил взгляд на чашку с чаем.
— Этих подозрений хватило, чтобы вы убежали из
города, — заключила Тэлли.
— У нас не было выбора, — объяснила Мэдди. —
Вскоре после нашего открытия к нам наведались агенты из Комиссии по
чрезвычайным обстоятельствам. Они забрали наши данные и велели нам прекратить
совать нос, куда не надо, иначе мы лишимся лицензий. Оставалось либо бежать,
либо забыть обо всем, что мы обнаружили.
— А о таком не забудешь, — невесело заметил Эз.
Тэлли повернулась к Дэвиду. Он печально сидел рядом с
матерью, на столе перед ним стояла нетронутая чашка чая. Родители пока сказали
не все о своих подозрениях. Но Тэлли догадывалась, что Дэвид не видит причин
сохранять осторожность.
— А ты как думаешь? — спросила она у него.
— Ну… Ты же все знаешь о том, как жили ржавники,
да? — спросил он. — Войны, преступность, всякое такое?
— Конечно. Они были безумцами. Они чуть не уничтожили
весь мир.
— И из-за этого люди решили, что лучше не строить
города в глуши, посреди дикой природы, что лучше оставить ее в покое, —
произнес Дэвид, словно цитируя учебник. — И теперь все счастливы, потому
что все выглядят одинаково. Все красивые. Ни ржавников, ни войн. Так?
— Да. В школе нам говорили, что на самом деле все очень
сложно, но, в принципе, все примерно так.
Дэвид мрачновато усмехнулся.
— Может быть, на самом деле все не так уж сложно. Может
быть, войны и все прочие пакости исчезли потому, что больше не стало
противоречий, несогласия, не осталось людей, требующих перемен. Только толпы
улыбающихся красоток и красавчиков да считанные люди, всем заправляющие.
Тэлли вспомнила о том, как они с Перисом перебирались через
реку в Нью-Красотаун и глазели на свежеиспеченных красавцев и красоток,
предающихся бесконечным развлечениям. Они с Перисом всегда твердили, что они-то
уж ни за что не станут такими идиотами, такими тупицами. Но когда она его
увидела…
— Когда тебя делают красивым, меняешься не только
внешне, — сделала свой вывод Тэлли.
— Вот именно, — подтвердил Дэвид. — Ты
начинаешь иначе думать.
Тэлли сжигает мосты
Они засиделись далеко за полночь и говорили с Мэдди и Эзом
об их открытиях, о том, как они бежали из города, как основали Дым. Наконец
Тэлли пришлось задать вопрос, который вертелся у нее на языке с той самой
минуты, когда она вошла в дом.
— Но как же вы изменились? Я в том смысле, что вы были
красивыми, а теперь…
— Подурнели? — с улыбкой спросил Эз. — Это
было просто. Мы с Мэдди — специалисты по физической части операции. Когда
хирурги создают красивое лицо, используется особый вид «умного» пластика, чтобы
придать нужную форму костям. Когда нужно юного красавца сделать взрослым или
пожилым, в этот пластик делают инъекции химического катализатора, и пластик
становится мягким, как глина.
— Ого… — Тэлли зябко поежилась, представив себе,
как ее лицо вдруг размягчается и из него можно лепить что угодно.
— При каждодневном введении этого препарата пластик
постепенно тает и растворяется в организме. Лицо человека приобретает
изначальные черты. Более или менее изначальные.
Тэлли удивленно вздернула брови.
— «Более или менее»?
— Мы можем добиться только приблизительных результатов
в тех местах, где кость была срезана. К тому же без хирургического
вмешательства невозможно добиться значительных изменений в таких показателях,
как, скажем, рост человека. У нас с Мэдди остались все некосметические
преимущества операции: непортящиеся зубы, идеальное зрение, сопротивляемость к
болезням. Но красоты у нас примерно столько же, сколько ее было бы без всякой
операции. Черты лица легко вернуть на место — точно так же, как удаленный
жирок. — Он похлопал себя по животу.