— Я бы не смог этого вынести, — признался Дэвид.
— Но ведь некоторые уродцы все же возвращаются?
— Конечно. Им прискучивает жизнь на природе, а мы не
можем насильно удерживать их.
— Вы их отпускаете? При том, что они даже не
догадываются, что на самом деле означает операция?
Дэвид остановился и положил руку на плечо Тэлли. Его глаза
взволнованно сверкали.
— Мы этого тоже не знаем. А если мы расскажем всем о
своих подозрениях? Большинство нам не поверит, а другие рванутся в города,
спасать своих друзей. В конце концов в городах узнают о том, что мы
рассказываем беглецам, и власти сделают все возможное, чтобы найти нас.
«Они и так делают», — мысленно произнесла Тэлли и стала
гадать, сколько еще шпионов чрезвычайники шантажировали и вынудили искать Дым,
сколько раз они были близки к тому, чтобы обнаружить поселение беглецов. Ей так
хотелось рассказать Дэвиду, что задумали эти люди, но как это сделать? Она не
могла объявить, что явилась сюда лазутчицей, иначе Дэвид непременно перестал бы
ей доверять.
Тэлли вздохнула. Зато, расскажи она правду, у Шэй точно
исчез бы повод ревновать.
— У тебя невеселый вид.
Тэлли через силу улыбнулась. Дэвид доверил ей свою самую
большую тайну — ей следовало в ответ поведать свою. Но у нее недоставало
храбрости произнести нужные слова.
— Ночь получилась долгая. Вот и все.
Он улыбнулся.
— Не бойся. Скоро она кончится.
«Интересно, сколько осталось до рассвета?» — подумала Тэлли.
Через несколько часов она будет завтракать с Шэй и Кроем и всеми остальными,
кого она почти предала. От этой мысли Тэлли стало зябко.
— Эй, — проговорил Дэвид и приподнял пальцами
подбородок Тэлли. — Ты сегодня держалась молодцом. Думаю, родителям ты
понравилась.
— Да? Правда?
— Конечно, Тэлли. Ты ведь сразу поняла, что все это
значит. А большинство людей поначалу просто не верят. Говорят, что власти не
могут быть так жестоки.
Тэлли невесело усмехнулась.
— Не волнуйся, я верю.
— Вот именно. А я видел очень многих городских
ребятишек, приходивших сюда. Ты не такая, как они. Ты ясно видишь мир, хотя
тебя растили неправильно. Вот почему я должен был сказать тебе. Вот почему…
Тэлли посмотрела ему в глаза и увидела, что его лицо снова
светится, и оно снова показалось ей красивым, как раньше.
— Вот почему ты красивая, Тэлли.
От этих слов у нее на миг закружилась голова. Она словно бы
смотрела в глаза красавца и падала, падала…
— Я?
— Да.
Она рассмеялась и замотала головой.
— Я красивая? С тонкими губами и глазами, посаженными
слишком близко?
— Тэлли…
— С курчавыми волосами и приплюснутым носом?
— Не говори так. — Его пальцы скользнули по ее
щекам, по почти зажившим царапинам, пробежались по губам. Тэлли знала, что на
этих пальцах — жесткие, как деревяшки, мозоли, но почему-то ласка была нежной и
робкой. — Это самое ужасное, что делают с вами, с любым из вас. Что бы ни
делали с мозгами при операции, самый страшный вред вам наносят еще до того, как
хирург берет в руки нож. Вам всем внушают, что вы — уроды.
— Конечно! Все!
— Значит, ты считаешь, что я урод?
Тэлли отвела взгляд.
— Бессмысленный вопрос. Тут дело не в отдельных людях.
— В отдельных, Тэлли. Именно в отдельных.
— Я в том смысле, что на самом деле никто не может
быть… ну ты же знаешь, что с точки зрения биологии есть определенные вещи,
которые у нас всех… — Она вдруг умолкла. — Ты вправду думаешь, что я
красивая?
— Да.
— Красивее Шэй?
Потом они несколько секунд стояли, раскрыв рты. Тэлли задала
этот вопрос, не подумав. И как только она могла выговорить эти ужасные слова?
— Прости.
Дэвид пожал плечами и отвернулся.
— Вопрос честный. Да, я так думаю.
— Как?
— Я думаю, что ты красивее Шэй.
Он сказал это так обыденно, словно говорил о погоде.
Тэлли закрыла глаза. Вся дневная усталость нахлынула на нее.
Она ярко представила себе лицо Шэй — слишком тонкое, с чересчур широко
расставленными глазами, — и ей стало так плохо, что даже удивительное
тепло, которое рождалось в ее душе при взгляде на Дэвида, развеялось без следа.
Всю свою жизнь, каждый день она по-всякому обзывала других
уродцев, а они в свою очередь обзывали ее. Жирняй, Поросятина, Прыщавая, Калека
— уродцы щедро и беззастенчиво награждали друг друга самыми гадкими кличками.
Но награждали всех поровну, так что никому не было обидно. И никого, никого
никогда не считали хоть капельку красивым, никому не давалось предпочтения
из-за случайного выверта генов. Собственно, из-за этих вывертов в свое время и
придумали Операцию Красоты.
Это было нечестно.
— Не говори так. Пожалуйста.
— Ты сама меня спросила. Я ответил.
Тэлли открыла глаза.
— Но это так ужасно. Это неправильно.
— Послушай, Тэлли. Для меня не это важно. Главное — что
у тебя в голове.
— Но ведь прежде всего ты видишь мое лицо. Ты
реагируешь на симметрию, на цвет кожи, на форму глаз. А что там у меня в голове,
ты решаешь на основе этой реакции. Ты так запрограммирован!
— Я никак не запрограммирован. Я не в городе вырос.
— Дело не только в воспитании. Дело в эволюции!
Дэвид примирительно пожал плечами, гнев в его голосе
растаял.
— Может быть, и в этом отчасти. — Он устало
усмехнулся. — Но знаешь, что меня сразу привлекло в тебе?
Тэлли вдохнула поглубже, чтобы успокоиться.
— Что?
— Царапины у тебя на лице.
Она удивленно заморгала.
— Что-что?
— Царапины. — И он снова нежно прикоснулся к ее
щеке.
Его пальцы словно били током. Тэлли отшатнулась.
— Глупости! Плохое состояние кожи — признак нарушения
иммунитета.
Дэвид рассмеялся.
— Твои царапины были свидетельством твоих приключений,
Тэлли. Они говорили о том, что по пути сюда ты шла через лес. Для меня они были
знаком того, что ты можешь рассказать неплохую историю.
Ярость Тэлли унялась.
— Неплохую историю? — Она покачала головой. Ей так
хотелось расхохотаться. — На самом деле лицо я расцарапала еще в городе —
я на скайборде летала между деревьев. На большой скорости. Ничего себе
приключение, да?