Прочие ученики постарались устроиться подальше от него.
Дилан кивком подозвал Шайлер с Оливером.
— Чего случилось-то? — спросила Шайлер,
устраиваясь на скамье.
Дилан приложил палец к губам и пожал плечами.
Декан постучала по микрофону. Хотя Сесилия и не была
выпускницей Дачезне в отличие от директрисы, заведующей библиотекой и почти
всей женской части преподавательского состава — и вообще поговаривали, будто
она училась в бесплатной средней школе, — она быстро привыкла носить и
бархатную головную повязку, и вельветовые юбки по колено, освоила округлые
гласные — короче, приобрела все признаки настоящей сотрудницы Дачезне. В общем,
декан Моллоу была очень адекватной персоной и потому пользовалась авторитетом в
правлении школы.
— Прошу внимания! Садитесь, пожалуйста. Я должна
поделиться с вами очень печальным известием. — Декан резко втянула
воздух. — С большим прискорбием сообщаю, что одна из наших учениц, Эгги
Карондоле, скончалась на этих выходных.
В зале воцарилось потрясенное молчание, сменившееся
растерянным гулом. Декан кашлянула.
— Эгги училась в Дачезне еще с подготовительной группы
детского сада. Завтра занятий в школе не будет. Вместо этого утром в часовне
состоится заупокойная служба. Приглашаются все. Затем состоятся похороны на
кладбище Форест-Хилл в Квинсе, учащимся, желающим присутствовать на похоронах,
будет предоставлен автобус. Мы просим вас поддержать семью Эгги в такой тяжелый
момент.
Декан кашлянула еще раз.
— Для тех, кто в этом будет нуждаться, мы приглашаем
сотрудников психологической помощи. Занятия сегодня закончатся в полдень, ваших
родителей уже предупредили об этом. После окончания собрания прошу всех
вернуться на второй урок.
После короткого воззвания к Господу — в Дачезне ученики
принимались вне зависимости от конфессиональной принадлежности, — молитвы
из Книги общей молитвы, стиха из Корана и отрывка из Халиля Джебрана,
зачитанных старостами, ученики, молчаливые, полные тревоги, покинули часовню;
легкое возбуждение мешалось с тошнотой и с острым сочувствием к родственникам
Эгги. Такого в Дачезне еще не бывало. Конечно, они слыхали о проблемах других
школ — когда кто-то садился за руль нетрезвым и разбивался, или тренер по
футболу домогался учеников, или старшеклассники насиловали девчонок классом
помладше, или придурки в шинелях обзаводились автоматами и расстреливали
половину класса, — но ведь это же происходило в других школах! По
телевизору, в пригородах, в бесплатных государственных школах, с их
металлодетекторами на входе и прозрачными виниловыми рюкзаками. В Дачезне
ужасам происходить не полагалось. Это практически можно было считать правилом.
Наихудшее, что могло постигнуть ученика Дачезне — перелом
ноги при катании на горных лыжах в Эспене или болезненный солнечный ожог на
весеннем пляже в Сент-Барте. И потому тот факт, что Эгги Карондоле умерла, и не
где-нибудь, а прямо тут, в городе, недотянув до собственного шестнадцатилетия,
просто не укладывался в головах.
Эгги Карондоле? Шайлер сделалось грустно — но она
практически не знала Эгги, одну из высоких, тощих блондинок, вьющихся вокруг
Мими Форс, словно фрейлины вокруг королевы.
— Эй, ты как? Нормально? — спросил Оливер, положив
руку Шайлер на плечо.
Шайлер кивнула.
— Это же охренеть можно, — высказался Дилан,
покачав головой. — Я ее видел как раз в пятницу вечером.
— Ты видел Эгги? — удивилась Шайлер. — Где?
— В пятницу. В «Банке».
— Эгги Карондоле была в «Банке»? — недоверчиво
переспросила Шайлер. С тем же успехом можно было бы поверить, что Мими Форс
заметили делающей покупки в «Дж. С. Пенни». — Ты ничего не путаешь?
— Ну, строго говоря, она была не в «Банке», а снаружи.
Ну, ты в курсе — внизу, где все курят, в переулке рядом с «Кварталом сто
двадцать два», — пояснил Дилан.
— А с тобой-то что стряслось? — поинтересовалась
Шайлер. — Мы тебя не смогли отыскать после полуночи.
— Ну, я кое с кем встретился, — замявшись,
сознался Дилан и сконфуженно улыбнулся. — Так, ничего особенного.
Шайлер кивнула и не стала любопытствовать далее.
Они вышли из часовни и прошли мимо Мими Форс, та стояла,
окруженная сочувствующими.
— Она просто вышла покурить… — донеслись до них
слова Мими. Она приложила к глазам платок. — А потом исчезла… Мы так и не
знаем, как же это произошло.
Заметив взгляд Шайлер, Мими резко переключилась на нее:
— Чего уставилась?
— Ничего… я просто…
Мими отбросила волосы назад и раздраженно фыркнула. А потом
демонстративно развернулась спиной к троице друзей и вновь вернулась к
животрепещущей теме, вечеру пятницы.
Дилан, проходя мимо, окликнул одну из девчонок,
кучковавшихся вокруг Мими, высокую техаску, и коснулся ее руки.
— Мне очень жаль, что с твоей подругой такое случилось.
Но Блисс вообще никак на него не отреагировала.
Шайлер это показалось странным. Откуда Дилан знает Блисс
Ллевеллин? Эта техаска была, можно сказать, лучшей подругой Мими. А Мими
презирала Дилана Варда. Шайлер сама слыхала, как она в лицо обозвала его бомжем
и пустым местом, когда тот отказался уступить ей место в столовой. Шайлер с
Оливером предупреждали Дилана, чтоб он туда не садился, но Дилан их не послушал.
«Это наш стол!» — прошипела тогда Мими.
В руках у нее был поднос с картонной тарелкой, на тарелке
красовался недожаренный гамбургер в окружении вялых листьев салата. Шайлер с
Оливером тут же похватали свои подносы, но Дилан отказался сдвинуться с места,
за что Шайлер с Оливером тут же его возлюбили.
— Это была передозировка наркотиков, — прошептал
Дилан, проходя между Шайлер и Оливером.
— А ты откуда знаешь? — спросил Оливер.
— Да обычная логика. Она умерла в «Квартале сто
двадцать два». Что еще могло быть причиной?
«Аневризма, сердечный приступ, приступ диабета», —
подумала Шайлер. На свете множество вещей, способных привести человека к
внезапной кончине. Она про них читала. Она знала. Она потеряла отца во
младенчестве, а ее мать впала в кому. Жизнь — куда более хрупкая вещь, чем это
кажется большинству людей.
Вот только что ты выходишь с друзьями покурить в переулок в
Нижнем Уэст-Сайде, после того как вы выпили и потанцевали на столах в
популярном ночном клубе. А минуту спустя можешь умереть.
Глава 5
Если ты — Мими Форс, никто не станет воспринимать тебя как
нечто обыденное, и это одно из самых замечательных преимуществ твоего
положения. После того как известие о смерти Эгги облетело всех, популярность
Мими взлетела до небес — потому что теперь она была не просто красива, но еще и
уязвима. Она была человеком. Это можно было сравнить с тем случаем, когда Том
Круз ушел от Николь Кидман, и внезапно она перестала выглядеть ледяной,
безжалостной, нацеленной только на карьеру амазонкой и превратилась в обычную брошенную
жену, с которой всякий может себя отождествить. Она даже расплакалась во время
ток-шоу.