— Нет. Это все. Дневник просто заканчивается. Как будто
страницы вырваны, чтобы мы ничего об этом не узнали. Но я кое-что нашел.
Смотрите, это список тех, кто брал дневник почитать до нас.
Девушки взглянули на желтый листок, на котором были записаны
имена представителей Голубой крови, бравших дневник на прочтение.
— Это все было так давно, они по большей части уже ушли
из этого цикла. Но вы взгляните на последнее имя.
Шайлер уставилась на читательский листок. Последняя подпись
содержала три буквы, написанные изящным почерком:
«КВА. 12.24.11».
— Значит, кто-то брал его в тысяча девятьсот
одиннадцатом году, а это значит, что ему или ей…
— Сейчас уже больше ста лет, — вмешалась
Блисс. — Откуда нам знать, что он или она еще в этом цикле?
— Это вполне возможно. В любом случае, это наш
единственный шанс.
— Ка-Вэ-А, — прочла по буквам Блисс. — Кто бы
это мог быть?
— Ка-Вэ-А, — повторила Шайлер. Буквы были знакомы,
равно как и паутинно-тонкий почерк. — Это инициалы моей бабушки. Корделия
ван Ален. И почерк похож на ее. Я уверена.
— Ты думаешь, она брала эту книгу? Может быть, она
что-нибудь об этом знает? — предположила Блисс.
Шайлер пожала плечами.
— Не знаю, но могу спросить у нее.
— Когда она должна вернуться из Нантакета? —
спросил Оливер.
— Завтра. Мы с ней должны встретиться на
благотворительном обеде в пользу сохранения Центрального парка. Я едва не
забыла! — спохватилась Шайлер.
— Оливер, так ты думаешь, именно эта штуковина,
Кроатан, стоит за смертью Эгги? — продолжала расспрашивать Блисс.
— Думаю, да, — подтвердил Оливер. — Хотя я
по-прежнему не знаю, что это такое.
— Но даже если мы это узнаем, Дилану это не поможет.
Даже если Эгги убил какой-то Кроатан, то как мы докажем, что Дилан тут ни при
чем? Как докажем, что его подставили?
— Мы не сможем этого сделать, — вздохнул
Оливер. — Я имею в виду, вы не сможете. Не знаю уж, много ли от меня тут
будет пользы.
— Что ты имеешь в виду? — возмутилась
Шайлер. — Ты уже много сделал.
И она посмотрела на него с такой признательностью, что
парень даже покраснел.
— Ну да, в изысканиях. Это я могу. В этом мы
специалисты, но я ничего не смогу сделать для осуществления плана.
— Какого плана? — изумилась Блисс.
На несколько секунд Оливер сделался невероятно серьезным и
целеустремленным. Вся беззаботная шутливость слетела с него.
— Мы действуем так, как будто государственная система
работает на нас. Это не так. Вы должны думать как Голубая кровь. Мы никогда не
сможем убедить власти отпустить Дилана на основании того, что нам известно. Так
что нам придется сделать кое-что другое, — заявил он.
— И что же?
— Помочь ему сбежать.
Глава 35
Обед в целях сбора пожертвований для сохранения Центрального
парка был одним из самых важных событий в календаре общественной жизни
Корделии. Обед устраивался в бальном зале «Плазы» и к приезду Шайлер был уже в
разгаре. Девушка отметилась у регистрационного стола и, оглядев зал, обнаружила
бабушку сидящей в самом центре, между двумя хорошо сохранившимися
знаменитостями прошлых лет.
— Моя внучка Шайлер, — представила ее Корделия,
гордо посматривая на соседей.
Шайлер вежливо поцеловала бабушку в щеку, потом уселась за
стол, убрав со стула программку.
Этот ежегодный обед обеспечивал значительную сумму для
поддержания парка и ухода за ним. Для Голубой крови это было почти делом чести.
Именно им принадлежала идея создать в центре Нью-Йорка оазис природы как
напоминание о Саде, откуда они были изгнаны так давно. Шайлер узнавала в лицо
многих дам и общественных деятелей, присутствовавших на собраниях Комитета,
сейчас они скользили от стола к столу, приветствуя гостей.
— Корделия… что такое Кроатан? — спросила Шайлер,
вклиниваясь в обмен сплетнями.
За столом наступило молчание. Кое-кто из важных персон,
подняв брови, уставился в сторону Шайлер и ее бабушки.
Корделия вздрогнула и раскрошила рулет, который как раз
резала пополам.
— Здесь не время и не место для этого, — тихо произнесла
она.
— Я знаю, что ты знаешь. Мы видели это слово в одной из
книг в Хранилище. Там на листке стоят твои инициалы. Корделия, мне нужно это
знать, — яростно шептала Шайлер.
На подиуме мэр благодарил дам-благотворительниц за их щедрые
пожертвования и усилия по сохранению красоты и самобытности Центрального парка.
Послышались аплодисменты, и под прикрытием этого шума Корделия резко оборвала
вопросы внучки:
— Не сейчас. Я рассажу тебе потом, но не смей меня
позорить на приеме.
Весь следующий час Шайлер сидела угрюмая, ковыряя куриную
грудку с пряностями, лежащую у нее на тарелке, и выслушивая бесконечную череду
ораторов, которые описывали, какие нововведения и улучшения планируется
провести в парке в ближайшем будущем. Потом было слайд-шоу новой выставки
живописи и презентация грядущей реставрации фонтана «Вифезда».
И наконец, после вручения подарочных пакетов, Шайлер с
бабушкой укрылись от посторонних ушей в древнем лимузине Корделии. За рулем
сидел Юлиус, и теперь Шайлер могла получить ответы на свои вопросы.
— Так вы нашли дневник Кэтрин. Да, я оставила там свои
инициалы, чтобы кто-нибудь их нашел. Я не знала, что это будешь ты, — с
некоторым удивлением созналась Корделия.
— Это не я. На самом деле дневник нашел Оливер
Хазард-Перри.
— Ах да, Оливер. Очень славный мальчик. И из
превосходной семьи — для Красной крови, конечно.
— Не уходи от темы. Что такое Кроатан?
Корделия подняла стекло, отделяющее пассажирский салон от
водительского места. Когда оно оказалось плотно закрыто, бабушка, нахмурившись,
повернулась к Шайлер.
— То, что я собираюсь рассказать тебе, запретно.
Комитет наложил вето на этот вопрос. Они даже пытались стереть это из наших
воспоминаний.
— Почему? — спросила Шайлер, глядя из окна на
город.
Снова был пасмурный день, и Манхэттен словно бы прятался в
сыром тумане, призрачный и величественный.
— Как я тебе уже говорила, времена меняются. Старые
обычаи исчезают. Те, кто находится у власти, не верят. Даже женщина, которая
написала этот дневник, отреклась бы от своих слов. Для нее было бы чересчур
опасно сознаваться в подобных страхах.
— Откуда ты знаешь, что именно она бы
чувствовала? — поинтересовалась Шайлер.
— Просто потому, что я это написала. Это мой дневник.