— Это Корделия ван Ален, — угрюмо произнес Чарльз
Форс. — Корделия — это те самые двойняшки. Бенджамин и Маделин.
— Рад с вами познакомиться, — вежливо произнес
Джек.
— И я, — буркнула Мими.
Корделия любезно кивнула. Она снова повернулась к Чарльзу и
яростно прошептала:
— Вы обязаны поднять тревогу! Мы должны быть бдительны!
Время еще есть. Мы еще можем остановить их, если только вы найдете в себе силы
простить. Габриэлла…
— Не говорите мне о Габриэлле! — оборвал ее
Чарльз. — Никогда! Я не желаю больше слышать ее имя. В особенности от вас.
Мими стало любопытно: кто такая Габриэлла? Почему отец так
разволновался, услышав это имя? При виде того, как он отреагировал на слова
этой старухи, Мими ощутила прилив гнева и раздражения.
Взгляд Корделии смягчился.
— Прошло пятнадцать лет, — произнесла она. —
Неужели этого недостаточно?
— Рад был повидаться с вами, Корделия. Всего
хорошего, — отрезал Чарльз.
Старая женщина нахмурилась и зашагала прочь, не сказав более
ни слова.
Мими заметила, что Шайлер ван Ален двинулась за ней,
оглянувшись с дурацким выражением лица, как будто стеснялась действий своей
бабушки. Еще бы ей не стесняться!
— Па, это кто такая? — поинтересовалась Мими,
заметив, что отец нервничает.
— Корделия ван Ален, — тяжело отозвался Чарльз и
ничего более не добавил.
Как будто сказанное само по себе все объясняло.
— Надеть на похороны белое — это надо ж! —
фыркнула Мими, презрительно скривившись.
— Черное — это цвет ночи, — пробормотал
Чарльз. — Белое — вот истинный цвет смерти.
Он бросил на свой черный костюм взгляд, исполненный тревоги.
— Чего-чего? Па, о чем ты?
Но Чарльз лишь покачал головой, погрузившись в свои мысли.
Мими заметила, что Джек помчался за Шайлер и эта парочка
принялась о чем-то оживленно перешептываться. Мими понятия не имела, что эта
Шайлер о себе воображает, и ей было наплевать, даже если окажется, что та, в
конце концов, представляет-таки интерес для Комитета. Но ей не нравилось, как
Джек смотрит на Шайлер. Он никогда ни на кого так не смотрел — кроме нее самой,
Мими.
И Мими желала и впредь оставаться единственной.
Глава 10
Блисс поняла, что не может этого вытерпеть. Заупокойная
служба продолжалась, но она решила, что ей необходимо уйти. У нее просто сдали
нервы. До сих пор ей пришлось присутствовать лишь на одних похоронах — после
кончины двоюродной бабушки, но там никто особо не печалился. Блисс готова была
поклясться, что слыхала, как родители во время прощальной церемонии
переговаривались: «Пора уже». И в ответ: «Да, давно уже пора». Бабушка Гертруда
дожила до ста десяти лет и прославилась после того, как о ней сняли сюжет для
программы «Сегодня», и когда Блисс навещала ее на ранчо за день до кончины,
старая перечница была бодрой, как всегда.
— Пора мне уходить, милочка, — сказала она тогда
Блисс. — Я это знаю. Но мы с тобой еще встретимся.
Эгги, по крайней мере, не хоронили в открытом гробу, но
Блисс по-прежнему начинало подташнивать, стоило лишь подумать о лежащем в нем
мертвом теле, всего в каких-то нескольких футах от нее. Вскоре после прихода
Блисс удалось-таки выбраться оттуда, где она сидела с мачехой — та все равно
была очень занята: пыталась обменяться приветствиями со всеми прочими
присутствующими мамашами учеников.
Блисс украдкой пробралась к выходу. По дороге она
перехватила взгляд Мими. Подруга выразительно приподняла бровь, и Блисс
прошептала одними губами: «Уборная», чувствуя себя как-то по-глупому из-за
того, что пришлось так сделать.
«Да что она повадилась за мной следить?» — возмутилась в
глубине души Блисс по пути к выходу. Цепляется хуже мачехи! Это раздражало.
Блисс осторожно выскользнула через заднюю дверь — и тут же налетела на другого
желающего удрать незаметно.
Дилан был в облегающем черном костюме, белой рубашке и узком
черном галстуке и выглядел примерно как музыкант из группы «Строукс». Он
улыбнулся девушке.
— Куда-то торопишься?
— Э-э… да нет, просто жарко там, — запинаясь,
пробормотала Блисс.
Дилан кивнул, раздумывая над ее словами. Они, по сути, не
разговаривали с вечера пятницы, с той беседы в переулке между двумя ночными
клубами. Блисс намеревалась отыскать Дилана, просто чтобы извиниться за то, что
проигнорировала его вчера. Вообще-то на самом деле ей особо не за что было
извиняться. В конце концов, не то чтобы они с Диланом были друзьями, просто
проговорили вечер. Ничего особенного.
Только на самом деле разговор был очень даже особенный. В
тот вечер Дилан рассказал ей про свою семью и про то, как ненавидел
школу-интернат в Коннектикуте. А Блисс рассказала ему про Хьюстон и как она
ездила в школу на дедушкином «кадиллаке» с открытым верхом и все над ней
посмеивались. Конечно, эта машина была совсем как лодка, с
крыльями-стабилизаторами. А еще Блисс призналась, что чувствует себя в Дачезне
не в своей тарелке и что ей вообще не нравится Мими.
Редкостным облегчением было пооткровенничать с ним, впрочем,
Блисс пожалела об этом, едва дойдя до дома, она боялась, что Дилан как-нибудь
изыщет способ поделится с Мими ее секретами, хотя Блисс и знала, что это
невозможно. Мими принадлежала к сливкам местного общества. Дилан же обретался
за пределами круга избранных, вместе со всякими неудачниками. Этим двоим просто
негде было встретиться. Если бы Дилан попробовал приблизиться к Мими, она бы
его убила взглядом прежде, чем он успел бы открыть рот.
— Может, смоемся? — поинтересовался Дилан, выжидательно
вздернув брови.
Смыться с похорон. А не плохая идея! Всем ученикам
полагалось присутствовать на заупокойной службе — таково было строгое
распоряжение. Блисс вообще в жизни прогуляла один-единственный урок —
физкультуру, как-то раз, когда они с друзьями решили пойти в кино посмотреть
новый ужастик. Клевый был день: фильм оказался еще хуже, чем можно было
подумать, и они потихоньку вернулись в школу, их так и не засекли.
На самом деле в Дачезне разрешалось прогулять уроки дважды в
семестр: это было частью так называемой гибкой программы обучения. Школа
понимала, что иногда стресс оказывается слишком велик и что ученикам время от
времени необходимо прогуливать. Просто поразительно: школьные правила
умудрились включить в себя даже мятеж, аккуратно увязав его с общей жесткостью
и логичностью.
Но, насколько было известно Блисс, прогуливать похороны не
разрешалось никому. Это сочтут уже серьезным нарушением. Особенно с учетом
того, что ее, Блисс, считают одной из лучших подруг Эгги, поскольку они
тусовались в одной компании.
— Пойдем, — решительно сказал Дилан и взял ее за
руку.