— Он хочет сделать тебя своей подругой.
Я покачала головой:
— Это я слышала. Но разве он не пытался убить меня
дважды?
— Пытался, — кивнул Зик.
— И вдруг воспылал чувствами?
Зик снова кивнул. В полуволчьей форме этот жест выглядел
странно — будто золотистый ретривер мудро кивает головой.
— Отчего такая перемена? — спросила я.
Тот факт, что я спокойно могла задавать вопросы, когда на
столе лежат фотографии Черри и Мики, был свидетельством и моего терпения, и
отсутствия здравого рассудка. Будь я в здравом уме, я не могла бы сохранять
спокойствие, но я щелкнула у себя в голове выключателем, который позволял мне
думать по-626 среди ужасов. И тот же выключатель давал мне возможность убивать
без рефлексии. Умение отключиться от собственных эмоций позволяло мне не начать
отстреливать кусочки от Зика, чтобы он назвал мне место, где держат Мику и
Черри. Кроме того, всегда есть реальная возможность заняться этим позже.
Сначала поговорить разумно, а пытать, только если другого выхода нет.
Сохранение энергии.
— Химере сказали, что ты универсальный оборотень, как
он сам.
— Это еще что за зверь? — приподняла я брови.
— Ликантроп, который умеет принимать вид более чем
одного животного.
— Не бывает, — сказала я.
От кухонной двери раздался голос Бахуса. Он старался
держаться как можно дальше от Зика.
— Химера умеет принимать облик разных зверей. Я это
видел.
Я обернулась к Зику:
— Ладно, пусть он универсальный. Кто ему сообщил, что я
тоже такая?
— Прежде чем я отвечу на этот вопрос: тут у меня в
машине неподалеку сидит одна женщина. Я бы хотел, чтобы она сюда пришла и с
тобой поговорила.
— Кто? — На миг вспыхнула безумная надежда, что он
назовет Черри, но он ее не назвал.
— Джина.
— Джина из парда Мики?
Он кивнул.
Я глянула вверх, на стоящего над ним Бобби Ли.
— Поверим ему? Поверим, что он выйдет и вернется без
своей банды?
Бобби Ли покачал головой. Я повторила этот жест.
— Извини, Зик, но мы тебе не доверяем.
— Тогда пошлите Калеба. — Он посмотрел на
леопарда, который очень тихо сидел все это время в углу, подальше от Зика.
Совсем как Бахус, если подумать. Но еще и Джил тоже жался в другом углу. Я и
без того знала, что меня окружают трусливые коты, лисы и гиены, но теперь...
— Откуда ты знаешь его имя? — спросила я.
— Я про Калеба много чего знаю.
— Объясни подробнее, — попросила я.
И тут снова зазвенел звонок. На этот раз я уже не
вздрогнула. Ситуация давно миновала пункт, за которым у меня кончаются нервы.
Хотя пистолет уже смотрел на дверь. Можно ли это считать нервами?
Я пошла к двери, а Бобби Ли остался держать дуло у спины
Зика.
— Молись, мальчик, чтобы это не был враг, —
протянул он.
Зик раздул ноздри, нюхая воздух.
— Это Джина, — сказал он.
Считайте меня параноиком, но я ему все равно не доверяла. Я
выглянула в окно. На этот раз мерзких сюрпризов не было, только Джина стояла на
крылечке, накинув на плечи толстую серую шаль. На улице была жара, на черта
тогда нужна шаль? Я медленно выдохнула. Под такой шалью можно спрятать любой
неприятный сюрприз. Плохо.
— Зачем ей шаль? — спросила я у Зика.
— Можно сказать, послание от Химеры.
Я оглянулась на него:
— От таких разговоров дверь может и не открыться.
Зик повел плечами, и, наверное, Бобби Ли сильнее прижал
дуло, потому что движение прервалось немедленно.
— Ее пытали. Химера прислал ее показать тебе, что будет
с твоим леопардом, если ты со мной не поедешь.
— Зачем шаль? — спросила я снова.
Зик закрыл глаза, будто хотел отвернуться, но побоялся, что
Бобби Ли неправильно его поймет.
— Чтобы покрыть ее, Анита. Просто чтобы прикрыть
наготу. — Голос его звучал изможденно — не просто устало, а
изможденно. — Пожалуйста, впусти ее. Ей очень больно.
— Судя по запаху, он говорит правду, — сказал
Бобби Ли.
Я вздохнула. Вряд ли можно получить более сильное
доказательство.
И я открыла дверь, оставаясь в стороне от тех, кто мог бы
наблюдать со двора, пистолет наведен. Прячась за дверью, я не увидела Джины до
тех пор, пока она не оказалась уже в комнате. Я закрыла дверь, и Джина
вздрогнула и тут же застонала, будто ей стало больно от этого движения. Когда
она посмотрела на меня, я лишь колоссальным усилием воли смогла не вскрикнуть.
Сначала мне показалось, что это у нее огромные синяки под глазами, потом
сообразила, что это две полости такие глубокие, что кажутся синяками. И кожа у
нее была такой бледной с примесью серого, что я впервые поняла, что значит
«пепельный». Она была пепельной, будто тело ее было покрыто чем-то тоньше и
нежнее, чем кожа. Она сильно горбилась, будто ей больно было стоять прямо. Губы
обескровлены, но мне больнее всего было смотреть на ее глаза. Они были полны
ужаса, будто все еще видели, что с ней делали, будто всегда будут видеть это
снова и снова.
Она сказала пустым, безнадежным голосом:
— Я тревожилась.
Мне не надо было заглядывать под шаль, чтобы видеть следы
пыток. Мне ничего не надо было видеть, кроме ее лица.
— Нельзя ей сесть, пока она не упала? — спросил
Зик.
Я кивнула чуть быстрее, чем надо, сообразив, что таращусь на
нее.
— Садись, пожалуйста.
Джина посмотрела на Бобби Ли, стоящего за спиной Зика.
— Ты им сказал?
— Я хотел, чтобы ты была здесь и могла
подтвердить, — ответил Зик.
Она кивнула, потом подошла и села рядом с ним на диван.
Близко, почти касаясь. Если бы он как-то был связан с тем, что с ней сделали,
вряд ли ей было бы рядом с ним уютно.
На самом деле им было так уютно, что я была почти уверена:
она знала Зика. Не по развлечениям Химеры, а раньше. Интересно, как это
леопардиха Мики могла подружиться с одним из главных громил Химеры?
— Кажется, вы знаете друг друга, — спросила я. То
есть это не был вопрос, но мог бы быть.
Они переглянулись, потом Зик повернулся ко мне. Жаль, что он
не был в образе человека. Даже годами имея дело с ликантропами, я все еще не
очень разбиралась в их мимике, когда они являлись в образе животного. Немного
помогало, что глаза у них оставались человеческими, но никогда не знаешь,
насколько выражение определяется глазами, а насколько мимическими мышцами
вокруг глаз.