Я бросила на него хмурый взгляд и снова занялась гробом, но
больше его не трогала. Я знала, что такое невозможно, если крышка запечатана
освященным крестом, но вдруг мне предстало видение, как вырывается сквозь доски
рука и в меня в цепляется. У Дамиана мания человекоубийства, а лучше быть
осторожным, чем мертвым.
Я поднесла руки к крышке гроба, не касаясь. Вызвала в себе
некромантию, как набирают в грудь воздуху, и выдохнула ее сквозь тело — не
только через руки, через все. Некромантия — часть моей сути, а не моей
личности. Я начала вталкивать в гроб свою силу, но ее туда втягивало как воду в
дыру. Вода падает вниз, потому что ее тянет гравитация, а на ее пути нет
препятствий, так получается естественно и автоматически. Вот так и моя
некромантия вливалась в гроб, в Дамиана. Я ощущала, как он там лежит в темноте,
притиснутый в тесноте атласной тонкой обивкой. Я видела, как его глаза смотрят
в мои, что-то в нем горит, что-то, узнавшее мою силу, но его самого я не
чувствовала. Там не было его личности, не было Дамиана. Я знала, что это он, но
в нем не было ни одной мысли, ничего, кроме крошечной искры узнавания, да и та
еле теплилась. Я пыталась сопоставить то, что чувствовала, с тем Дамианом,
которого я знала, но он будто стал совсем другой личностью. Я произнесла
быструю молитву, и даже не почувствовала, как это дико — молить Бога о вампире.
Свои узколобые идеи о Боге я оставила уже очень давно, иначе пришлось бы
оставить церковь и все, что мне в моей религии дорого. Смысл, в общем, тот, что
если Бог ничего не имеет против меня такой, какая я есть, то и мне положено с
этим смириться.
— Где все? — Очевидно, я спросила вслух, потому
что Бобби Ли ответил:
— Не знаю, но могу пойти посмотреть, если вы пойдете со
мной.
Я покачала головой, уставясь на другой гроб. Кто же там
заперт во тьме? Я должна знать, и если смогу, то вытащу оттуда обитателя. Я не
одобряю пыток, а быть запертым в гробу, где ты не умрешь от голода, но будешь
голоден вечно, не умрешь от жажды, но будешь вечно гореть ею, быть запертым в
тесноте, где даже набок не перевернуться, для меня вполне подходит под
определение пытки. Мне нравились почти все вампиры Жан-Клода, и я не брошу
никого из них в таком виде, если смогу убедить его, что они и так достаточно
наказаны. В этих вещах я очень упряма, а Жан-Клод как раз сейчас хочет меня
задобрить, и я, наверное, смогу вытащить наказанного из гроба. Но кто это?
Необходимо признать, что с вампирами у меня как с людьми: некоторых я буду
сильнее рваться спасать, чем других.
Я подошла ко второму гробу и затолкнула в него свою магию.
На этот раз пришлось толкать не так, как было с Дамианом. С тем, кто там был, у
меня никогда не было контакта. Я что-то ощущала и знала, что это какой-то вид
нежити, но ощущалось оно не похоже на вампира. Более пустое, более темное
снаружи. Должно было бы ощущаться какое-то движение, жизнь, но не было ничего.
Я сильнее нажала магией и уловила едва заметный ответный импульс. Как будто то,
что лежало там, было намного больше мертвым, чем живым, и все же не взаправду
мертвым.
Я повернулась на звук к двери. В комнату вплыл Жан-Клод, в
туго на этот раз завязанном халате, как знак, что теперь мы займемся делом. Он
был один.
— А где Мика? — спросила я.
— Джейсон его повел найти какую-нибудь одежду.
Они, я думаю, смогут найти что-то, что ему подойдет.
— А кто в этом гробу?
Я чуть не сказала «что», но все же была уверена, что это
вампир, как и в том, который я ощупала раньше.
Лицо его уже было осторожным и нейтральным.
— Я бы полагал, ma petite,что тебя достаточно занимает
забота о Дамиане?
— Ты знаешь, и я знаю, что я с места не сдвинусь, пока
не узнаю, кто там.
Он вздохнул:
— Да, мне это известно.
Он глядел на пол, будто от усталости, и потому что лицо его
ничего не выражало, жест казался не законченным, как в плохой актерской игре.
Но я знала, что он тщательно старается ничего не выразить на своем лице, и лишь
телу позволено выдать, что он весьма недоволен. Это значило, что ответ мне не
понравится.
— Кто, Жан-Клод?
— Гретхен. — Его лицо ничего не говорило, а слово
было лишено интонации.
Когда-то Гретхен пыталась меня убить, потому что сама хотела
заполучить Жан-Клода.
— А когда она вернулась в город?
— Вернулась? — с едва слышной вопросительной
интонацией произнес он.
— Кончай жеманничать, Жан-Клод. Она вернулась в город,
все еще жаждая моей крови, и ты ее сюда засадил. Так когда это было?
Лицо его стало как у статуи, только более недвижным. Он
старался скрыть все, что можно, щиты стояли как танковая броня.
— Я еще раз повторяю, ma petite,она никуда не уезжала.
— То есть?
Он глядел на меня, сохраняя непроницаемость статуи.
— Это значит, что с того момента, как я на твоих глазах
уложил ее в гроб у себя в кабинете в «Запретном плоде», она здесь и находилась.
Я заморгала, наморщила лоб, открыла рот, закрыла, начала
говорить еще раз, и снова не вышло. Наверное, я была похожа на рыбу на песке,
потому что ни черта не могла придумать, что сказать. Он стоял и даже не думал
мне помочь.
Наконец я обрела голос — хрипловатый.
— То есть ты хочешь сказать, что Гретхен уже два — нет,
три года находится в гробу?
Он только смотрел на меня. Дышать он перестал. В нем не
ощущалось никакого движения, будто отвернись — и его здесь нету, он был как
невидимый.
— Да отвечай, черт возьми! Она лежит в гробу три года?
Он кивнул едва-едва заметно.
— Боже мой, боже мой! — Я забегала по комнате,
потому что надо было что-то сделать, иначе я бы его ударила или завопила.
Наконец я остановилась перед ним, упершись кулаками в бока. — Ах ты, гад!
Я могла говорить только хриплым шепотом, выдавливая слова,
иначе заорала бы в голос.
— Она пыталась убить моего слугу-человека, женщину,
которую я люблю. Другой Мастер убил бы ее на месте.
— И это было бы лучше, чем вот так! — прошипела я.
— Я сомневаюсь, что Гретхен с тобой согласилась бы.
— Давай откроем гроб и посмотрим, — предложила я.
Он покачал головой:
— Не сегодня, ma petite.Я знал, что у тебя будут именно
такие чувства, и мы можем попробовать ее освободить, хотя у меня мало надежды
на успех.
— Это почему?
— Она была не самой психически стабильной женщиной,
когда ее туда поместили. Пребывание там не должно было улучшить ее восприятие
реальности.
— Как ты мог сделать с ней такое?
— Я тебе уже говорил, ma petite,она заслужила свое
наказание.