Трое их рванулись в разбитую дверь, и все стало медленно-медленно.
Я видела мир сквозь слой хрусталя, все стало невыносимо резким. Вагон времени у
меня был, чтобы увидеть двух змей и человека-льва Марко, рванувшихся размытой
полосой, движением, слишком быстрым для человека. Я видела ружья, длинные и
черные, невозможно длинные стволы. У льва Марко было по девятимиллиметровому
пистолету в каждой руке. Мелькнул светлый и золотой мех, а потом моя пуля
попала ему в бок, развернув волчком. Клодия выстрелила в одного змея, свалила
его, но рявкнуло ружье другого, и я почувствовала, как она пошатнулась.
Я всадила ему в грудь две пули, и он свалился на кухонный
стол, беззвучно выронив ружье на пол.
Пуля ударила справа от меня, и я увидела, что Марко целится
из положения лежа. Поворачиваясь, я навела на него «браунинг», но знала, что не
успею. Я видела, как он давит на спусковой крючок, и знала, что это в меня.
Времени испугаться не было, была только спокойная мысль, что сейчас он меня
застрелит, и я ничего не успею сделать. Но черная молния метнулась к его спине,
дернула его назад, и выстрел пришелся мне под ноги. Леопард-оборотень выбросил
льва сквозь дверь и исчез за ним.
Я присматривала за дверью, но никто не шевелился. Что-то
капало мне на лицо, теплое, почти горячее. Клодия опускалась вдоль ящиков,
садясь, раскинув перед собой ноги, рука все еще сжимала пистолет, но очень
слабо. Я на секунду увидела ее правое плечо — красную массу, но тут же
повернулась к раздвижной двери, припав к ящикам. Если они пойдут через
гостиную, я смогу некоторых свалить. Если они рванутся через обе двери сразу —
конец.
Я увидела движение в дальнем углу — это был Мерль, держащий
одной рукой ружье, а другой змея. Он втащил противника через окно. Ружье было
помповиком, и Мерль одной рукой загнал патрон в патронник, другой выдирая змею
горло.
Я увидела, как у него шевелятся губы, но не услышала. Это
было не столько от шока, сколько от стрельбы в замкнутом пространстве.
Наверное, он говорил:
«Я прикрываю эту дверь». Я обогнула Клодию и попыталась
взять под обзор гостиную, вынужденная верить, что Мерль действительно прикроет
вторую дверь. Глаза Клодии закатились, когда я ее огибала, губы зашевелились,
но я ее не слышала. Она левой рукой потянулась к неподвижной правой. Я не
сводила глаз с двери, но почувствовала до боли медленное движение Клодии, когда
она перекладывала пистолет в другую руку. Поскольку я была прижата как раз над
ней, оставалось верить, что она умеет стрелять левой. Терпеть не могу, когда
меня подстреливают случайно, если куда более вероятно получить пулю от того,
кто намерен в меня ее всадить.
Ничего не происходило, кажется, целую вечность, тишина была
абсолютно нерушимой. Медленно, постепенно ко мне возвращался слух. Я услышала,
как бормочет Калеб, повторяя снова и снова:
— Ну, мать твою так, ну, мать твою так.
Он свернулся у самых дальних ящиков, стараясь быть как можно
меньше мишенью. Натэниел подобрал брошенный пистолет Игоря и целился в
раздвижную дверь. Я его немного учила обращению с оружием — слишком много его
было у меня в доме, чтобы он ничего о нем не знал. Видя, как он припал к ящикам
шкафа над телом Игоря, пистолет держит двумя руками, левая опирается на стойку
шкафа, я знала, что он застрелит любого, кто войдет в дверь. Если он
действительно собирается подбирать оружие в бою, надо будет чаще брать в тир.
Это, конечно, если мы все выживем. Тишина длилась, и наконец
шум ветра в деревьях за разбитой дверью стал хорошо слышен.
Со стороны террасы раздался голос:
— Это я, Мика. — Густой, рычащий бас.
— По голосу не похоже, — отозвалась я.
— Такой у меня голос, когда я не в образе человека.
— Мерль? — спросила я.
— Это Мика.
— Входи в дверь. Медленно, — сказала я.
Черный леопард-оборотень медленно вошел в дверь, держа когти
в воздухе. Темный силуэт заполнил весь проем. В форме человека-леопарда он был
выше шести футов, шире в плечах, весь грузнее, будто в этой форме у него были
мышцы, которых не было у человека. Мех блестел черным деревом, солнце играло на
нем, разрисовывая черные на черном розетки, как траурные цветы на бархате. На
груди виднелась бледная кожа, и на животе, и ниже. В кино оборотни бесполы, как
Барби. В реальной жизни у них весьма выражены половые признаки. Почему-то в
получеловеческом виде я могла видеть его наготу без всякого смущения. Как
только вырастает мех, оборотень перестает быть для меня объектом секса.
— А где тот тип, которого ты выбросил в дверь? —
спросила я.
— Удрал.
— Я Никого не слышу в гостиной, — сказал Мерль.
— Они все вышли через входную дверь, — отозвался
Зейн. — Кажется, в комнате чисто.
Они с Черри все также лежали под столом, припав к полу.
— Я проверю, — сказал Мика.
— У них были серебряные пули, — сообщила я. —
Я бы не стала геройствовать.
Он кивнул. Голова его была почти вся леопардовой, кроме
шартрезовых глаз. В образе человека они придавали ему странный, чужой вид, но в
этом мохнатом и мускулистом теле именно они и сообщали, что это Мика. Только
цвет был сочнее. В окружении черной шерсти глаза поражали еще сильнее.
Он помедлил в дверях, потом пробрался сквозь них,
пригнувшись, уменьшая площадь мишени. Редко увидишь, как ликантроп пользуется
укрытием. В основном они считают себя неуязвимыми, что обычно бывает верно, но
не сегодня. Игорь лежал на полу неподвижно, а плечо Клодии было грудой мяса.
Она обмякла, привалясь к ящикам. Левая рука сжимала пистолет по-прежнему, но
лежала на полу неподвижно, будто ненужная.
Когда я посмотрела на нее, пистолет был направлен куда-то в
сторону раздвижной двери. Рука дрожала достаточно, чтобы я занервничала, стоя
над ней, но она боролась с дрожью, чтобы никак не навести в контур моего тела.
Правая сторона у нее пропиталась кровью, и глаза смотрели, не видя. Очевидно,
только чистое упрямство не давало ей потерять сознание.
Я перевела взгляд на Игоря, на тела, наваленные в двери.
Если Игорь и дышал, я этого не видела.
— Натэниел, проверь у него пульс.
Натэниел посмотрел на Игоря, секунду смотрел мне в глаза,
потом повернулся снова к двери.
— Я бы услышал его сердце, если бы оно билось. Услышал
бы кровь, если бы она еще текла по жилам. Я ничего не слышу.
Все это он произнес, не глядя на меня. От чего мне стало еще
неспокойнее.
В дальней двери появился Мика.
— Там никого живого.
Он переступил через кучу тел в дверях, и даже это движение
было ловким, скользящим, средним между движением человека и леопарда. И мне
предстоит стать леопардом в ближайшее полнолуние? А вот это черное и
грациозное, эта мускулистая тень — это и было у меня внутри?