Рывком я сдернула с головы пластиковый колпак. Волосы упали
на плечи, задели лицо. Все еще не хватало воздуху.
- Извините, - сказала я, и собственный голос показался мне
далеким. - Я сейчас вернусь.
Открыв наружную дверь, я выскочила.
Глава 7
В коридоре казалось прохладнее, хотя я знала, что это не
так. Прислонившись к закрытой двери, я зажмурилась, дыша прерывисто и глубоко.
После шипящей безмолвной палаты коридор был полон звуков. Шаги людей, какое-то
движение, и голос лейтенанта Маркса:
- Не такая уж вы офигенно крутая, миз Блейк?
Я открыла глаза и посмотрела на него. Он сидел в кресле,
принесенном, очевидно, для постового у двери. Самого постового видно не было.
Только Эдуард стоял, прислонившись к стене, сложив руки за спиной. Он смотрел
на меня, мне в лицо, будто пытался запомнить это выражение страха.
- Я трех пациентов посмотрела, пока не пришлось выйти. А вы
сколько, Маркс?
- Мне не пришлось оттуда выкатываться.
- Доктор Эванс сказал, что никто не осматривал всей палаты
без того, чтобы не прервать обход и не выйти из нее. Значит, и вы тоже не
смогли, Маркс, так что не надо понтов.
Он вскочил:
- Вы... ведьма!
Слово это он выплюнул, будто не знал худшего оскорбления.
- В каком таком смысле? - спросила я. Здесь, в холле, мне
было лучше. Переругиваться с Марксом - это семечки по сравнению с тем, что мне
еще придется делать.
- В самом прямом!
- Если вы не знаете разницы между настоящей ведьмой и
аниматором, неудивительно, что вы не можете поймать эту тварь.
- Какую еще тварь?
- Ту самую. Монстра.
- Федералы считают, что это серийный маньяк.
Я глянула на Эдуарда:
- Приятно, что мне хоть кто-то сообщил мнение федералов.
На лице Эдуарда даже капелька вины не отразилась. Он смотрел
приветливо и непроницаемо, и я снова повернулась к Марксу:
- Почему тогда на ободранных телах нет следов орудия?
Маркс посмотрел вдоль коридора, где шла какая-то сестра с
тележкой.
- Мы не обсуждаем текущее расследование в общественных
местах.
- Отлично. Тогда, когда я вернусь туда и посмотрю три
оставшихся... тела, поедем не в общественное место, где можно будет поговорить
о деле.
Он чуть побледнел.
- Вы вернетесь туда?
- Жертвы - это следы преступления, лейтенант. И вы это
знаете.
- Мы вас можем отвезти на места преступлений, - сказал он.
Самые приветливые слова от него за все это время.
- Прекрасно, и мне надо их видеть, но сейчас мы здесь, и
единственные возможные ключи к разгадке - в той палате.
Дыхание у меня восстановилось до нормы, обильный пот на лбу
высох. Может, я чуть бледна, но двигаться могу и чувствую себя почти нормально.
Выйдя на середину холла, я поманила к себе Эдуарда, будто
что-то хотела сказать ему только для его ушей. Он отвалился от стены и
направился ко мне. Когда он подошел поближе, я сделала ложный выпад ногой вниз.
Он на миг опустил глаза, среагировав, и в ту же секунду высокий удар ногой
попал ему в челюсть. Он тяжело упал на спину, взметнув руки, чтобы защитить
лицо. Он был достаточно опытен, чтобы защищать жизненно важные зоны, а потом
уже думать, как подняться.
Сердце у меня в груди колотилось - не от усталости, от
адреналина. Я никогда еще не пробовала свое вновь обретенное искусство кенпо в
настоящем бою. Впервые пробовать его на Эдуарде - вряд ли самая удачная затея,
но смотри ты - получилось. Хотя, честно говоря, я несколько удивилась, что
получилось так легко. Мелькнула мысль, не поддался ли Эдуард, но вторая мысль
ей возразила, что для этого у него слишком сильно самолюбие. Я поверила второй.
Я стояла в модифицированной "стойке лошади". Это
почти единственная стойка, которую я достаточно освоила, чтобы вернуться в нее
после выпада ногой. Кулаки я подняла вверх и ждала, но сама не лезла.
Когда Эдуард понял, что я ничего не собираюсь предпринимать,
он опустил руку и уставился на меня.
- Что это за фигня?
На нижней губе у него была кровь.
- Я беру уроки кенпо, - сказала я.
- Кенпо?
- Это что-то вроде таэквондо, только ударов ногой меньше и
больше уходов, много работы руками.
- А черного пояса по дзюдо тебе мало? - спросил он уже
голосом Теда.
- Дзюдо дает отличную тренировку, но для самообороны не
слишком хорошо. Ты должен подпустить к себе врага и сцепиться с ним. А так я
держусь на дистанции, но могу нанести вред противнику.
Он тронул губу и поглядел на кровь у себя на пальцах.
- Вижу. За что?
- За что я тебе дала ногой по морде? - спросила я.
Он кивнул, и мне показалось, что при этом еле заметно
вздрогнул. Отлично.
- А почему ты меня не предупредил насчет жертв? Не сказал,
что меня ждет?
- Я туда вошел неразогретым, - сказал он. - И хотел
посмотреть, сможешь ли ты это выдержать.
- У нас не конкурс крутых, Эдуард. Я с тобой не состязаюсь.
Я знаю, что ты круче, умелей, хладнокровней. Ты победитель, идет? И перестань
гнать мачистскую дурь.
- Не уверен, - тихо возразил он.
- В чем не уверен?
- Кто круче. Я ведь тоже не всю палату сумел осмотреть с
первого захода.
Я посмотрела на него пристально:
- Ладно, ты хочешь схватиться один на один. Пойдет. Но не
сейчас. Нам надо раскрыть преступление. Нам надо сделать, чтобы этого больше ни
с кем не случилось. Когда снова станем хозяевами своего времени, тогда, если
захочешь, снова начнешь выяснять, кто дальше плюнет. А пока мы не раскрыли
дело, брось это на фиг или я всерьез разозлюсь.
Эдуард медленно встал. Я отодвинулась от него. Никогда не
видела, чтобы он использовал боевые искусства, но от него я всего ожидаю.
Услышав звук, я отодвинулась так, чтобы видеть одновременно
и Маркса, и Эдуарда. Звуки издавал Маркс - резкие, отрывистые. Я не сразу
поняла, что он смеется, смеется навзрыд, аж побагровел весь, еле переводя
дыхание.
Мы с Эдуардом оба на него уставились.
Когда Маркс смог что-то произнести, он сказал:
- Вы бьете человека ногой в лицо, и это вы еще сердитесь не
всерьез. - Он выпрямился, прижимая руку к боку, будто там у него шов. - А что
вы делаете, когда всерьез сердитесь?
Я почувствовала, как лицо у меня становится пустым, глаза -
оловянными. На миг я дала Марксу заглянуть в зияющую пустоту, где у меня должна
была бы находиться совесть. Я не собиралась этого делать, как-то само собой
вышло. Может быть, меня сильнее потрясла палата и пациенты, чем я думала.
Единственное оправдание, которое я могу привести.