Кривой домишко - читать онлайн книгу. Автор: Агата Кристи cтр.№ 14

— Когда вы услышали о приступе?

— Сюда примчалась Бренда. В половине седьмого или минутой-двумя позже.

Как я уже знал, вопросы эти ничего не значили для Тавернера — но теперь я видел, как пристально изучает инспектор сидящую напротив него женщину. Он задал ей еще несколько вопросов, касающихся характера ее работы. Клеменси ответила, что занимается расследованием радиационных эффектов атомного распада.

— Значит, вы работаете над атомной бомбой?

— Нет. Институт занимается изучением воздействия радиации на живые организмы.

Закончив разговор, Тавернер поднялся и выразил желание осмотреть эту часть дома. Клеменси казалась несколько удивленной, но повела нас по комнатам безо всяких возражений. Спальня со сдвоенными, покрытыми белыми покрывалами кроватями и минимальным количеством незамысловатой мебели напомнила мне то ли больничную палату, то ли монастырскую келью. Обстановка ванной комнаты отличалась такой же простотой и скромностью: ни туалетного столика с набором косметики, ни роскошных приспособлений для пользования душем. Кухня была пуста, безукоризненно чиста и оборудована различными агрегатами практического назначения. Потом Клеменси распахнула перед нами очередную дверь со словами:

— А это кабинет моего мужа.

— Входите, — раздался голос Роджера. — Входите, пожалуйста.

Я незаметно облегченно вздохнул. Царящая в этой половине дома атмосфера безупречной чистоты и аскетизма действовала на меня угнетающе. Эта же комната в полной мере отражала своеобразный характер хозяина. Здесь находился огромный круглый стол, заваленный бумагами, старыми курительными трубками и щедро посыпанный пеплом. У стола и стен стояли старые, потрепанные кресла. На стенах висели пожелтевшие от времени групповые фотографии (класса, крокетной команды, воинского подразделения), а также акварели, изображавшие пустыни и минареты, парусники, море и закатное небо. Так или иначе, это была приятная комната, принадлежавшая приятному, благожелательному и общительному человеку.

Роджер неуклюже разливал в стаканы вино из графина, одновременно смахивая на пол с одного из кресел книги и бумаги.

— Не обращайте внимания на беспорядок. Я тут все перевернул вверх дном. Разбираю бумаги. Скажите, когда хватит.

Инспектор от вина отказался. Я — нет. Роджер направился ко мне со стаканом, повернув при этом голову к Тавернеру:

— Вы должны извинить меня. Я в совершенно растрепанных чувствах.

Он оглянулся почти виновато, но Клеменси в комнате уже не было.

— Она замечательная, — сказал Роджер. — Я говорю о жене. Все это время она держалась великолепно — просто великолепно! Я бесконечно восхищаюсь этой женщиной. А ведь ей приходилось трудно, ужасно трудно до того, как мы поженились. Позвольте мне рассказать вам. Ее первый муж был отличный парень, со светлой головой — но с очень слабым здоровьем… Туберкулез. Он занимался какими-то важными исследованиями — кажется, в области кристаллографии. Парень работал как зверь, получал какие-то гроши, но отступать не собирался. Клеменси буквально батрачила на мужа, содержала его и все время знала — он не жилец на этом свете. Но никогда не жаловалась — ни разу не позволила себе ни малейшего проявления слабости. И всегда говорила, что совершенно счастлива. Потом ее муж умер, Клеменси ужасно страдала. В конце концов она согласилась выйти за меня. Я был рад подарить ей хоть немного покоя и счастья. Я не хотел, чтобы Клеменси продолжала работать, но она посчитала недостойным бросать работу в военное время; да и сейчас, кажется, не собирается покидать институт. Но она прекрасная жена — самая прекрасная из всех, какие когда-либо существовали. Боже, как мне повезло! Ради нее я готов на все.

Тавернер вежливо покивал. Потом (в который раз за сегодня) принялся задавать собеседнику традиционные вопросы.

Когда Роджер впервые услышал о начавшемся у отца приступе?

— За мной прибежала Бренда. Отцу стало плохо… Она сказала, что у него начался приступ удушья. Всего за полчаса до этого я сидел у своего милого старика, и он был в полном порядке. Я помчался к нему. Он лежал с посиневшим лицом и задыхался. Я бросился вниз, к Филипу. Тот позвонил доктору. Я… Мы ничего не могли сделать. Конечно, тогда мне и в голову не могло прийти, что все это обернется такой нелепостью… Нелепостью? Я сказал «нелепостью»? Боже, какое неуместное слово!

С некоторым трудом мы с Тавернером выбрались из перенасыщенной эмоциями атмосферы кабинета Роджера и наконец обнаружили себя снова стоящими у дверей на верхней лестничной площадке.

— Да-а, — протянул Тавернер. — Какой разительный контраст с младшим братцем. — И добавил ни с того ни с сего: — Любопытная вещь, эти комнаты. Могут много чего порассказать о своих хозяевах.

Я согласно кивнул, и Тавернер продолжал:

— И какие любопытные супружеские пары иногда составляются, не правда ли?

Я не понял, кого он имеет в виду: Клеменси с Роджером или Филипа с Магдой. Его слова легко можно было отнести и к тем и к другим. И все-таки оба этих брака можно было расценивать как счастливые. Во всяком случае, Роджер и Клеменси безусловно счастливы друг с другом.

— Он не похож на отравителя, как ты считаешь? — спросил Тавернер. — Конечно, трудно судить наверняка. Его жена больше отвечает представлению об убийце. Безжалостная женщина. Может быть, слегка помешана.

Я согласно кивнул.

— Но вряд ли она стала бы убивать человека только потому, что не одобряет его жизненных целей и образа жизни. Возможно, если она действительно ненавидела старика… Но разве кто-нибудь совершает убийство из одной только ненависти?

— Да, мало кто, — сказал Тавернер. — Во всяком случае, я с такими никогда не сталкивался. Но, бог знает, сможем ли мы раздобыть когда-нибудь хоть какие-нибудь доказательства…

Дверь, ведущую в противоположное крыло здания, открыла горничная. Она поглядела на Тавернера испуганно и одновременно чуть презрительно.

— Вы хотите видеть миссис?

— Да, если можно.

Горничная провела нас в просторную гостиную и вышла.

Размеры этого помещения в точности повторяли размеры находящейся прямо под ним гостиной Филипа. Вся мебель здесь была обита кретоном веселой расцветки, на окнах висели полосатые шелковые занавески. Мое внимание привлек портрет над каминной полкой — не только потому, что он явно принадлежал кисти мастера, но и потому, что изображал человека необычайно притягательной внешности. Портрет сгорбленного старика с черными пронзительными глазами. Голова его в черной ермолке была сильно втянута в плечи, но холст буквально дышал жизненной силой и энергией этого человека, сверкающие глаза которого, казалось, неотрывно следили за мной. — Это он и есть, — сообщил инспектор Тавернер. — Портрет кисти Аугустуса Джона. Сильная личность, да?