Пятью минутами позже Энтони излагал свою историю инспектору
Драйверу, сидящему напротив него с записной книжкой в руке. В отличие от
инспектора Веролла инспектор Драйвер был несимпатичным человеком и казался
Энтони ходульным сценическим воплощением сурового полисмена. Еще один пример
превосходства искусства над природой!
Энтони окончил повествование, и инспектор захлопнул
книжечку.
– Ну? – с беспокойством осведомился Энтони.
– Все ясно как день, – сказал инспектор. – Это шайка
Паттерсонов. Недавно они провернули несколько ловких дел. Двое мужчин – высокий
блондин и низенький брюнет – и девушка.
– Девушка?
– Да, смуглая и очень красивая. Обычно действует в качестве
приманки.
– Испанка?
– Могла выдавать себя за нее. Она родилась в Хэмпстеде.
– Я же говорил, что это славное местечко, – пробормотал
Энтони.
– Да, все совершенно ясно, – повторил инспектор, вставая. –
Девушка позвонила вам и наплела бог знает что, прекрасно зная, что вы на это
клюнете. Потом она отправилась к старой мамаше Гибсон, которая не брезгует
предоставлять за деньги свою комнату тем, кто не хочет встречаться на людях, –
я имею в виду любовников, а не преступников. Девушка заманила вас туда, ее
сообщники привезли вас домой, и пока один из них занимал вас очередными байками,
другой улизнул с добычей. Типичный метод Паттерсонов.
– А мои вещи? – с тревогой спросил Энтони.
– Мы сделаем все, что сможем, сэр. Но Паттерсоны чертовски
хитры.
– Похоже на то, – с горечью промолвил Энтони.
Инспектор удалился, и вскоре раздался звонок в дверь. Открыв
ее, Энтони увидел мальчика с пакетом.
– Вам посылка, сэр.
Энтони с удивлением взял пакет. Он не ждал никакой посылки.
Вернувшись в гостиную, он разрезал тесьму.
Внутри оказался ликерный набор.
– Черт! – выругался Энтони.
Потом он заметил, что на дне одного из бокалов лежит
маленькая искусственная роза. Его мысли перенеслись в верхнюю комнату на
Керк-стрит.
«Вы мне нравитесь. Запомните это, что бы ни случилось.
Хорошо?»
Интересно, что она имела в виду?
Энтони с усилием взял себя в руки.
– Так не пойдет, – сурово сказал он самому себе. Его взгляд
упал на пишущую машинку, и он с решительным видом сел за стол.
«Тайна второго огурца»...
Взгляд Энтони вновь стал мечтательным. Шаль Тысячи Цветов...
Что же нашли на полу возле мертвого тела? Нечто зловещее, раскрывающее всю
тайну...
Разумеется, ничего, так как всю историю выдумали, чтобы
отвлечь его внимание, а рассказчик использовал старый трюк из «Тысячи и одной
ночи», прервав повествование на самом интересном месте. И все-таки какая вещь
могла бы оказаться ключом ко всей тайне? Если как следует подумать...
Энтони вынул лист из машинки, вставил новый и отпечатал
название: «Тайна испанской шали».
Несколько секунд он молча смотрел на него, потом начал
быстро печатать...
Красный шар
Джордж Дандес остановился посреди улицы в глубокой
задумчивости. Он словно не замечал волны спешащих людей, которая обтекала его с
обеих сторон: ни на кого не обращал внимания, предавшись невеселым
размышлениям.
Все перевернулось в одночасье.
Он, как говорится, крупно побеседовал только что со своим
богатым дядюшкой, Эфраимом Лидбеттером, совладельцем фирмы «Лидбеттер и
Джиллинг». Точнее говоря, «крупно беседовал» дядя. Брань слетала с его губ,
выражая добродетельное негодование родственника. Мистер Лидбеттер любил
риторические повторения и в разговоре с племянником не лишил себя этого
удовольствия.
Причина скандала была банальна: развращенность, преступное
легкомыслие молодого человека, будущее которого обеспечивал он, мистер
Лидбеттер, так вот – этот молодой человек, никого не предупредив, вздумал взять
себе выходной день среди недели!
Высказав все, что он думает по этому поводу, мистер
Лидбеттер остановился перевести дух, а затем немедленно потребовал у племянника
объяснение такому ужасному поведению.
А Джордж просто хотел отдохнуть, в чем и признался
откровенно. Мистер Лидбеттер возмутился еще больше: что же, по мнению
племянника, половина субботы и воскресенье – это не выходные? Не говоря уже о
только что прошедшей Троице и других праздничных днях?..
Джорджу было плевать на официальные нерабочие дни. Он хотел
хоть изредка иметь свободный день, когда он мог бы вырваться из сутолоки, найти
такой уголок, где не собралась бы половина Лондона. На что мистер Лидбеттер тут
же возразил, что, мол, делал все, что мог, для сына своей покойной сестры, –
никто не скажет, что он не старался вывести его в люди, но ясно: все это были
напрасные усилия. Отныне Джордж может прибавлять к субботе и воскресенью еще
пять дней недели и делать все, что ему заблагорассудится.
– Дорога к счастью и благополучию навсегда для тебя закрыта,
мой мальчик, – сказал мистер Лидбеттер в последнем поэтическом порыве. – Ты
упустил свой шанс.
Джордж не был с этим согласен и хотел было тут же заспорить,
но у мистера Лидбеттера закончились цветистые обороты речи, и он, пользуясь на
этот раз точными, весьма прозаическими словами, выставил племянника за дверь.
«Может, дядя все же переменит решение? Может, у него
сохранились какие-то тайные чувства к племяннику, кроме холодного презрения?» –
думал Джордж Дандес.
Его оторвал от размышлений чей-то бодрый веселый голос:
– Эй! Хелло!
Рядом остановилась элегантная красная спортивная машина. За
рулем сидела очаровательная Мэри Монтрезор, девушка, хорошо известная в высшем
обществе, – иллюстрированные журналы печатали ее фотографии по крайней мере раз
в неделю, а то и два. Она ослепительно улыбнулась Джорджу.
– Я еще никогда не видела человека, изображающего из себя
остров! – пошутила девушка. – Садитесь скорее в машину.
– С превеликим удовольствием, – ответил Джордж и уселся
рядом с девушкой.
Они ехали очень медленно, потому что уличное движение не
позволяло увеличить скорость.
– Хватит с меня Сити, – сказала Мэри. – Я приехала
посмотреть, на что это похоже, и теперь возвращаюсь в город.