— А чем вы докажете, что не врете? — не отступался Блор. —
Чем вы можете подтвердить свой рассказ?
Судья кашлянул.
— К сожалению, все мы в таком же положении, — сказал он. — И
всем нам тоже приходится верить на слово. Никто из вас, — продолжал он, —
по-видимому, пока еще не осознал всей необычности происходящего. По-моему,
возможен только один путь. Выяснить, есть ли среди нас хоть один человек,
которого мы можем очистить от подозрений на основании данных, имеющихся в нашем
распоряжении.
— Я известный специалист, — сказал Армстронг. — Сама мысль о
том, что я могу…
И снова судья манием руки остановил доктора, не дав ему
закончить фразы.
— Я и сам человек довольно известный, — сказал он тихо, но
внушительно. — Однако это, мой дорогой, еще ничего не доказывает. Доктора
сходили с ума. Судьи сходили с ума. Да и полицейские тоже, — добавил он, глядя
на Блора.
Ломбард сказал:
— Я надеюсь, ваши подозрения не распространяются на женщин?
Судья поднял брови и сказал тем ехидным тоном, которого так
боялась защита:
— Значит, если я вас правильно понял, вы считаете, что среди
женщин маньяков не бывает?
— Вовсе нет, — раздраженно ответил Ломбард, — и все же, я не
могу поверить… — он запнулся.
Судья все тем же проницательным злым голосом сказал:
— Я полагаю, доктор Армстронг, что женщине было бы вполне по
силам прикончить беднягу Макартура.
— Вполне, будь у нее подходящее орудие — резиновая дубинка,
например, или палка, — ответил доктор.
— Значит, она бы справилась с этим легко?
— Вот именно.
Судья повертел черепашьей шеей.
— Две другие смерти произошли в результате отравления, —
сказал он. — Я думаю, никто не станет отрицать, что отравителем может быть и
слабый человек.
— Вы с ума сошли! — взвилась Вера.
Судья медленно перевел взгляд на нее. Это был бесстрастный
взгляд человека, привыкшего вершить судьбами людей.
«Он смотрит на меня, — подумала Вера, — как на любопытный
экземпляр, — и вдруг с удивлением поняла: А ведь я ему не очень-то нравлюсь».
— Моя милая барышня, я бы попросил вас быть сдержанней. Я
совсем не обвиняю вас. И надеюсь, мисс Брент, — он поклонился старой деве, —
что мое настойчивое требование не считать свободным от подозрений ни одного из
нас никого не обидело?
Мисс Брент не отрывалась от вязанья.
— Сама мысль, что я могу убить человека, и не одного, а
троих, — холодно сказала она, не поднимая глаз, — покажется нелепой всякому,
кто меня знает. Но мы не знаем друг друга, и я понимаю, что при подобных
обстоятельствах никто не может быть освобожден от подозрений, пока не будет
доказана его невиновность. Я считаю, что в одного из нас вселился дьявол.
— На том и порешим, — заключил судья. — Никто не
освобождается от подозрений, ни безупречная репутация, ни положение в обществе
в расчет не принимаются.
— А как же с Роджерсом? — спросил Ломбард. — По-моему, его
можно с чистой совестью вычеркнуть из списка.
— Это на каком же основании? — осведомился судья.
— Во-первых, у него на такую затею не хватило бы мозгов, а
во-вторых, одной из жертв была его жена.
— За мою бытность судьей, молодой человек, — поднял мохнатую
бровь судья, — мне пришлось разбирать несколько дел о женоубийстве — и суд,
знаете ли, признал мужей виновными.
— Что ж, не стану спорить. Женоубийство вещь вполне
вероятная, чтобы не сказать естественная. Но не такое. Предположим, Роджерс
убил жену из боязни, что она сорвется и выдаст его, или потому, что она ему
опостылела, или, наконец, потому, что спутался с какой-нибудь крошкой помоложе,
— это я могу себе представить. Но представить его мистером Онимом, этаким
безумным вершителем правосудия, укокошившим жену за преступление, которое они
совершили совместно, я не могу.
— Вы принимаете на веру ничем не подтвержденные данные, —
сказал судья Уоргрейв. — Ведь нам неизвестно, действительно ли Роджерс и его
жена убили свою хозяйку. Не исключено, что Роджерса обвинили в этом убийстве
лишь для того, чтобы он оказался в одном с нами положении. Не исключено, что
вчера вечером миссис Роджерс перепугалась, поняв, что ее муж сошел с ума.
— Будь по-вашему, — сказал Ломбард. — А. Н. Оним один из
нас. Подозреваются все без исключения.
А судья Уоргрейв продолжал:
— Мысль моя такова: ни хорошая репутация, ни положение в
обществе, ничто другое не освобождают от подозрений. Сейчас нам необходимо в
первую голову выяснить, кого из нас можно освободить от подозрений на основании
фактов. Говоря проще, есть ли среди нас один (а вероятно, и не один) человек,
который никак не мог подсыпать яду Марстону, дать снотворное миссис Роджерс и
прикончить генерала Макартура?
Грубоватое лицо Блора осветила улыбка.
— Теперь вы говорите дело, сэр, — сказал он. — Мы подошли к
самой сути. Давайте разберемся. Что касается Марстона, то тут уже ничего не
выяснишь. Высказывались подозрения, будто кто-то подбросил яд в его стакан
через окно перед тем, как он в последний раз налил себе виски. Замечу, что
подбросить яд из комнаты было бы куда проще. Не могу припомнить, находился в
это время в комнате Роджерс, но все остальные запросто могли это сделать. —
Перевел дух и продолжал: — Теперь перейдем к миссис Роджерс. Здесь подозрения
прежде всего падают на ее мужа и доктора. Любому из них ничего не стоило это
сделать.
Армстронг вскочил. Его трясло от злости.
— Я протестую… Это неслыханно! Клянусь, я дал ей совершенно
обычную…
— Доктор Армстронг! — злой голосок судьи звучал
повелительно. — Ваше негодование вполне естественно. И тем не менее надо
изучить все факты. Проще всего было дать снотворное миссис Роджерс вам или
Роджерсу. Теперь разберемся с остальными. Какие возможности подсыпать яд были у
меня, инспектора Блора, мисс Брент, мисс Клейторн или мистера Ломбарда? Можно
ли кого-либо из нас полностью освободить от подозрений? — Помолчал и сказал: —
По-моему, нет.
— Да я и близко к ней не подходила, — вскинулась Вера.
— Если память мне не изменяет, — снова взял слово судья, —
дело обстояло так. Прошу поправить меня, если я в чем-нибудь ошибусь: Антони
Марстон и мистер Ломбард подняли миссис Роджерс, перенесли ее на диван, и тут к
ней подошел доктор Армстронг. Он послал Роджерса за коньяком. Поднялся спор,
откуда шел голос. Все удалились в соседнюю комнату за исключением мисс Брент,
она осталась наедине с миссис Роджерс, которая, напоминаю, была без сознания.