И с удовольствием выслушал испуганные возгласы обеих
собеседниц.
– Вы, уважаемые дамы, попросту принимаете желаемое за
действительное. Лично я знаю Германию. Смею сказать даже, что знаю Германию
очень хорошо. До выхода на пенсию я, занимаясь своим бизнесом, постоянно
разъезжал туда-сюда. Берлин, Гамбург, Мюнхен – я знаю их как свои пять пальцев.
И могу заверить вас, что Германия способна продержаться бесконечно долго. Имея
за спиной такого союзника, как Россия...
Мистер Кейли продолжал с упоением разглагольствовать, то
возвышая голос, то переходя на драматический полушепот, и сделал небольшой
перерыв только на то, чтобы взять из рук у жены шелковое кашне и обмотать им
шею.
На террасу вышла миссис Спрот с Бетти на руках, посадила дочурку
на пол и дала ей лохматую собачку с оторванным ухом и кукольную курточку.
– Вот, Бетти, одень Бонзо на прогулку, – распорядилась
миссис Спорт, – а мама пока тоже пойдет оденется.
Мистер Кейли по-прежнему бубнил, приводя статистические
данные и цифры, нагонявшие мрак на душу, но теперь его монолог перемежался
жизнерадостным лепетом Бетти, деловито разговаривавшей с Бонзо на своем особом
детском языке. Потом, увидев птичку, севшую рядом на перила, она обрадованно
протянула к ней руки и издала какой-то гортанный звук, птица улетела, а девочка
обвела взглядом присутствующих и отчетливо произнесла:
– Дики.
– Это дитя очень своеобразно учится говорить, – заметила
мисс Минтон. – Скажи: – Пока, Бетти, милочка. Пока!
Бетти холодно посмотрела на нее и выговорила:
– Бук!
Наконец она просунула одну лапу Бонзо в рукав курточки,
доковыляла до свободного кресла и запихнула лохматого песика под подушку на
сиденье. И очень старательно произнесла:
– Плятать! Гав-гав. Плятать.
Мисс Минтон в роли самозваной переводчицы гордо пояснила:
– Она любит играть в прятки. Все время что-то прячет. – А
затем с наигранным преувеличенным недоумением спросила: – Где же у нас Бонзо?
Где он? Куда он мог подеваться?
Бетти шлепнулась на пол и зашлась восторженным смехом.
Мистер Кейли, убедившись, что его рассуждения о германских
методах замены сырья эрзацами никто больше не слушает, принял оскорбленный вид
и воинственно закашлялся.
Вернулась миссис Спрот в шляпке и подхватила Бетти на руки.
Общее внимание снова обратилось к мистеру Кейли.
– Так что вы говорили, мистер Кейли? – спросила Таппенс.
Однако мистер Кейли был обижен. Он только холодно заметил:
– Эта женщина вечно оставляет ребенка на других. Дорогая, я,
пожалуй, все-таки лучше надену шерстяное кашне. Солнце прячется.
– Но, пожалуйста, мистер Кейли, рассказывайте дальше, это
так интересно, – попросила мисс Минтон.
Смягчившись, мистер Кейли торжественно возобновил свою
лекцию, поправляя и затягивая на тощей шее шерстяное кашне:
– Как я уже объяснял, в Германии разработаны такие
совершенные методы...
Таппенс обернулась к миссис Кейли и спросила:
– А вы что думаете насчет войны, миссис Кейли?
Та даже подскочила.
– То есть... что я думаю?
– По-вашему тоже, война продлится шесть лет?
Миссис Кейли неуверенно ответила:
– О, надеюсь, что нет. Это ведь так долго, правда?
– Да. Очень долго. И каково же ваше мнение?
Миссис Кейли испуганно забормотала:
– Я... Я не знаю. Откуда же мне знать. Элфред говорит, что
да.
– Но вы так не считаете?
– Ах, ну, я не знаю. Трудно сказать, вы согласны?
Таппенс почувствовала раздражение. Эта пигалица мисс Минтон
и деспотичный мистер Кейли с его безмозглой половиной – неужели все они
типичные представители ее народа? Или миссис Спрот с водянистыми выпуклыми
глазами и слегка отсутствующим выражением лица? Что может Таппенс у них
выведать? Уж конечно, никто из этих людей...
Течение ее мыслей было прервано. Сзади на нее упала тень.
Кто-то встал между нею и солнцем. Она повернула голову.
На террасе стояла миссис Перенья, рассматривая своих
постояльцев. И что-то такое было в ее глазах, не презрение ли? Или
высокомерная, надменная враждебность?
Надо побольше разузнать про миссис Перенью, сказала себе
Таппенс.
2
Томми завел самые дружеские отношения с майором Блетчли.
– Вы ведь захватили с собой сюда клюшки для гольфа, а,
Медоуз? – спросил майор.
Томми признался, что захватил.
– Ага! Меня не проведешь. Я сразу определил. Превосходно. Мы
должны как-нибудь сыграть с вами. Играли на здешнем поле?
Томми помотал головой.
– Неплохое, совсем даже неплохое поле. Коротковато, может,
но зато отличный вид на море и все такое. И всегда есть место для желающих.
Слушайте, а не пойти ли нам туда прямо сегодня утром? Поиграли бы.
– Спасибо большое. С удовольствием.
– Должен признаться, я очень рад вашему приезду, – сказал
Блетчли, когда они шли вверх по склону. – Слишком много женщин в нашем
пансионе. Действует на нервы. Хорошо, что у меня появился товарищ, от которого
можно ждать поддержки. Кейли не в счет, это не мужчина, а ходячий
фармацевтический склад. Говорит исключительно о своих болезнях: как его лечат,
как лечили, какие лекарства он пьет. Выбросил бы все эти коробочки с пилюлями и
ходил бы по десять миль каждый божий день, стал бы другим человеком. Кроме него
в пансионе есть еще только один мужчина – фон Дейним, но, сказать вам по
правде, Медоуз, я ему не особенно доверяю.
– Вот как?
– Да. Попомните мое слово, опасная это затея – принимать
беженцев. Будь моя воля, я бы их всех интернировал
[22]
. Безопасность – прежде
всего.
– Ну, это уж вы хватили чересчур.
– Нисколько не чересчур. Война есть война. А насчет
мастера
[23]
Карла у меня имеются особые подозрения. Начать с того, что он,
бесспорно, не еврей. И потом, он перебрался сюда всего за месяц – заметьте,
всего месяц – до начала войны. Это наводит на подозрения.