– Вы с кем-то встречаетесь?
– Да.
– С кем-то, кому что-то известно?
– Может быть известно. В таких делах лучше проверять все. Au
revoir, мадемуазель.
Ленокс проводила его до двери.
– Я… помогла вам? – спросила она.
Пуаро обернулся к стоящей на пороге девушке, и его лицо
смягчилось.
– Да, мадемуазель, помогли. Если на душе у вас будет
скверно, вспоминайте это.
Когда машина тронулась, маленький бельгиец, нахмурившись,
погрузился в размышления, но его глаза светились зеленоватым блеском, который
всегда был предвестником триумфа.
Он опоздал на несколько минут и обнаружил, что мсье
Папополус с дочерью уже прибыли. Пуаро рассыпался в извинениях и превзошел
самого себя в мелких знаках внимания. Этим вечером грек выглядел особенно
величаво, напоминая патриарха, ведущего безупречную жизнь. Зия казалась
необычайно красивой и, видимо, пребывала в хорошем настроении. Обед проходил
весьма приятно. Пуаро был в ударе. Он шутил, рассказывал анекдоты, делал
комплименты Зии Папополус и вспоминал интересные эпизоды своей карьеры. Меню
было изысканным, а вино – первосортным.
В конце обеда антиквар вежливо поинтересовался:
– Как насчет моего совета? Вы поставили на эту лошадь?
– Я связался с… э-э… моим букмекером, – ответил Пуаро.
Мужчины посмотрели друг на друга.
– Лошадь пользуется известностью?
– Нет, – покачал головой детектив. – Как говорят наши друзья
англичане, это темная лошадка.
– Хм! – задумчиво произнес Папополус.
– А теперь отправимся в казино и попытаем счастья в рулетке,
– весело предложил Пуаро.
В казино старик куда-то отошел, а он и Зия сделали ставки.
Пуаро не везло, но Зия вскоре выиграла несколько тысяч
франков.
– Пожалуй, теперь самое время остановиться, – сухо заметила
она.
Глаза детектива блеснули.
– Великолепно! – воскликнул он. – Вы истинная дочь своего
отца, мадемуазель Зия. Знать, когда надо остановиться, – это подлинное
искусство. – Он окинул взглядом помещение. – Что-то нигде не вижу вашего отца.
Пойду за вашим плащом, мадемуазель, и мы отправимся в сад.
Однако Пуаро не сразу пошел в гардероб. Его острый взгляд
подметил кое-что перед уходом Папополуса, теперь он хотел выяснить, куда
подевался хитрый грек. И нашел его в большом вестибюле. Старик стоял у колонны,
беседуя с только что прибывшей дамой. Это была Мирей.
Скользнув вдоль стены, Пуаро пристроился с другой стороны
колонны, где его не могла видеть увлеченная беседой пара. Вернее, говорила
главным образом танцовщица, старик ограничивался краткими замечаниями и
выразительными жестами.
– Повторяю, мне нужно время, – настаивала Мирей. – Дайте мне
время, и я достану деньги.
Грек пожал плечами:
– Ждать сейчас несколько затруднительно.
– Только самую малость! – взмолилась танцовщица. – Неделю,
десять дней – это все, о чем я прошу. Не сомневайтесь, вы получите деньги.
С тревогой оглянувшись, Папополус вдруг увидел рядом с собой
невинно улыбающегося Пуаро.
– Ah! Vous voila,
[57]
мсье Папополус. Я искал вас. Вы
позволите мне немного прогуляться с мадемуазель Зией в саду? Добрый вечер, мадемуазель.
– Он низко поклонился Мирей. – Тысяча извинений за то, что я не сразу вас
заметил.
Танцовщица восприняла его приветствие с явным раздражением.
Нарушенный tâte-á-tâte
[58]
пришелся ей не по душе. Быстро
поняв намек и получив разрешение Папополуса, Пуаро сразу же отошел.
Он принес Зии ее плащ, и они вдвоем вышли в сад.
– Здесь происходят самоубийства, – вспомнила Зия.
Маленький бельгиец пожал плечами:
– Так говорят. Люди глупы, не так ли, мадемуазель? Так
приятно есть, пить, дышать свежим воздухом. Глупо бросать все это из-за
отсутствия денег или сердечных неприятностей. L’amour
[59]
причиняет немало
трагедий.
Зия рассмеялась.
Пуаро погрозил ей пальцем:
– Не смейтесь над любовью, мадемуазель. Ведь вы так молоды и
красивы.
– Не забывайте, что мне тридцать три года, мсье, – вздохнула
Зия. – Я говорю откровенно, так как лгать не имеет смысла. Как вы сказали моему
отцу, прошло ровно семнадцать лет с тех пор, как вы оказали нам услугу в
Париже.
– Когда я смотрю на вас, мне кажется, что прошло гораздо
меньше, – галантно заметил Пуаро. – Вы были почти такой же, как сейчас,
мадемуазель, – может, чуть худее, чуть бледнее и чуть серьезнее. Вам было
шестнадцать, и вы только что вернулись из пансиона. Уже не совсем petite
pansionnaire,
[60]
но еще не вполне женщина. Вы были очаровательны, мадемуазель
Зия. Несомненно, другие тоже так думали.
– В шестнадцать лет люди простодушны и глуповаты, –
промолвила Зия.
– Возможно, – согласился Пуаро. – Они верят всему, что им
говорят, не так ли? – Если он и заметил быстрый взгляд, искоса брошенный на
него девушкой, то не подал виду и продолжил мечтательным тоном: – Это было
странное дело. Ваш отец, мадемуазель, так никогда и не понял его истинную
подоплеку.
– Разве?
– Когда он потребовал у меня объяснений, я сказал ему: «Я
вернул вам то, что вы потеряли, избавив вас от скандала. Вы не должны задавать
вопросов». Знаете, мадемуазель, почему я так сказал?
– Понятия не имею, – холодно отозвалась девушка.
– Потому что я сочувствовал маленькой pansionnaire – такой
худенькой, бледной и серьезной.
– Не понимаю, о чем вы, – буркнула Зия.
– В самом деле, мадемуазель? Вы уже забыли Антонио Пиреццио?
– Пуаро едва услышал испуганный возглас, чуть громче вздоха. – Он устроился
работать помощником в магазине, но этого было мало для его целей. Помощник
вправе поднять глаза на хозяйскую дочь, особенно если он молод, красив и
обладает хорошо подвешенным языком. А так как они не могли все время тратить на
любовь, то иногда беседовали на разные темы, в том числе об интересной вещице,
временно находящейся в распоряжении мсье Папополуса. Но, по вашим же словам,
мадемуазель, молодость глупа и доверчива. И вот однажды хозяйская дочь показала
помощнику эту вещицу и место, где она хранится. А потом произошла катастрофа –
вещица исчезла. Бедная маленькая pansionnaire – в каком ужасном положении она
оказалась! Бедняжка не знала, как поступить, – рассказать обо всем или нет? Но
тут появляется отличный парень Эркюль Пуаро, и произошло чудо – все устроилось
само собой. Вещица была возвращена, и никто не задал лишних вопросов.