А потом на одном из своих знаменитых пикников на природе, которые семья устраивала на белоснежных скатертях с серебряными приборами, Эллен укусила в лодыжку коричневая змея
[16]
чуть выше ботиночка из тонкой кожи, и через час она скончалась.
Когда дочери отправились к себе в коттедж, Септимус подумал, что жизнь — коварная штука, от которой никогда не знаешь, чего ожидать. Она часто протягивает дары одной рукой, а другой их тут же отнимает. Стоило ему помириться с Ханной после рождения внучки, как у нее тут же пропали муж и дочь, а она сама так и не смогла оправиться от потрясения. И теперь кому-то понадобилось ворошить прошлое! Что ж, надо дорожить тем, что имеешь, и быть благодарным, что не стало еще хуже.
Сержант Наккей устроился за столом и задумчиво постучал карандашом по блокноту, глядя на появлявшиеся серые точки. Бедная женщина! У кого хватит духу упрекнуть ее за неверие в смерть своей малютки? Его жена Айрин до сих пор плакала по Билли, который утонул малышом двадцать лет назад. Потом у них родилось еще пятеро детей, но боль от потери так и не утихла. Хотя шансов, что ребенок остался жив, не было никаких, он все же достал чистый лист бумаги и начал составлять отчет. Уж чего-чего, а исполнения надлежащих формальностей Ханна наверняка заслуживала.
Глава 17
«Ваш муж в руках Господа и покоится с миром». В голове у Ханны Ронфельдт постоянно крутилась эта фраза из таинственного письма. Грейс жива, но Фрэнк умер. Ей хотелось верить в первое и не верить во второе. Фрэнк. Франц. Она вспоминала, каким он был добрым и каким извилистым был его жизненный путь, удивительным образом приведший к ней.
Первое потрясение он пережил в шестнадцать лет, когда его семья была вынуждена оставить обеспеченную жизнь в Вене из-за карточных долгов отца. Они отправились к дальним родственникам в Калгурли, где даже самый алчный кредитор не смог бы их разыскать и взыскать долги. Попав из роскоши в бедность, Франц устроился булочником в пекарне родственников, которые после приезда в Австралию сменили свои имена Фриц и Митзи на Клайв и Милли. Они объясняли, что это было нужно для того, чтобы стать здесь своими. Мать это понимала, а отец из-за гордыни и упрямства, которые, собственно, и довели его до финансового краха, отказывался приспосабливаться к новой жизни и через год бросился под поезд, оставив Фрэнка главой семьи.
Через несколько месяцев началась война, и его — как гражданина воюющей стороны — интернировали, поместив сначала на остров Роттнест, а затем переправив на восток. Он оказался не только оторванным от своих корней, но и несправедливо обвиненным в причастности к событиям, к которым не имел никакого отношения.
И он никогда не жаловался. В 1922 году, когда он приехал в Партагез и устроился на работу в пекарне, на его лице по-прежнему светилась открытая и доброжелательная улыбка. Она вспомнила, как они познакомились прямо на улице. Утро выдалось солнечным, но зябким, как часто бывает в октябре. Он улыбнулся и протянул ей шаль, которая оказалась ее.
— Вы только что забыли ее в книжной лавке, — сказал он.
— Спасибо. Вы очень любезны.
— Это чудесная шаль, с такой красивой вышивкой. У моей матери была похожая. Китайский шелк очень дорог, было бы жалко ее потерять. — Он вежливо поклонился и повернулся, чтобы уйти.
— Я вас тут раньше не видела, — заметила Ханна. Ей очень нравился его акцент.
— Я только что начал работать в пекарне. Меня зовут Фрэнк Ронфельдт. Рад с вами познакомиться, мэм.
— Добро пожаловать в Партагез, мистер Ронфельдт. Надеюсь, вам тут понравится. Я Ханна Поттс. — Она стала освобождать руку от свертков с покупками, чтобы набросить шаль.
— Позвольте, я вам помогу, — предложил он и ловким движением накинул ей шаль на плечи. — Всего вам наилучшего! — Он снова улыбнулся, и скользнувший по лицу луч солнца подчеркнул голубизну глаз, а светлые волосы засияли.
Она перешла через дорогу к поджидавшей ее двуколке и тут заметила женщину, которая, смерив ее колючим взглядом, со злостью плюнула на тротуар. Ханну это повергло в шок, но она промолчала.
Через несколько недель она снова заглянула в маленькую книжную лавку Мэйзи Макфи и увидела там у прилавка Фрэнка, которого осыпала бранью пожилая женщина, размахивая для убедительности палкой.
— Стыдись, Мэйзи Макфи! — переключилась она на хозяйку. — Да как ты можешь покупать книги у этих бошей?! Эти животные убили моего сына и внука, и я никак не думала, что ты станешь им потакать!
Видя, что Мэйзи обескуражена и не находит слов, Фрэнк произнес:
— Прошу прощения, если я вас чем-то обидел, мэм. Мисс Макфи здесь ни в чем не виновата. — Он улыбнулся и протянул книгу. — Посмотрите, это просто стихи.
— Да будь они прокляты со своими стихами! — огрызнулась женщина, стукнув палкой об пол. — Разве они способны на доброе слово? Я слышала, что у нас в городе появился бош, но никак не ожидала, что у него хватит наглости этим щеголять! Что же до тебя, Мэйзи, — она повернулась к стойке, — то твой отец со стыда наверняка ворочается в гробу!
— Мне очень жаль, что так получилось, — сказал Фрэнк. — Мисс Макфи, пожалуйста, оставьте эту книгу себе. Я никого не хотел обидеть. — Он положил на прилавок банкноту в десять шиллингов и вышел, не замечая никого вокруг. За ним выскочила женщина, продолжая яростно грозить ему палкой.
Мэйзи и Ханна несколько мгновений смотрели друг на друга, а потом хозяйка, выдавив из себя улыбку, спросила:
— У вас есть список того, что вам нужно, мисс Поттс?
Пока Мэйзи изучала протянутый листок, внимание Ханны привлекла оставленная книга. Ей стало интересно, как это изящное издание в зеленом кожаном переплете могло кого-то оскорбить. Она открыла первую страницу и увидела название «Das Stundenbuch»
[17]
, напечатанное готическим шрифтом. Автором был Райнер Мария Рильке. В школе Ханна помимо французского учила и немецкий и слышала об этом поэте.
— И еще, — сказала она, положив на прилавок два фунта стерлингов, — можно я возьму и эту книгу? — В ответ на удивленный взгляд Мэйзи она пояснила: — Мне кажется, нам давно уже пора оставить всю вражду в прошлом, согласны?
Мэйзи завернула книгу в коричневую бумагу и перевязала бечевкой.
— По правде говоря, мне бы пришлось отсылать ее обратно в Германию. Здесь ее никто больше не купит.
Зайдя в булочную, Ханна положила маленький сверток на прилавок.
— Вы не могли бы передать это мистеру Ронфельдту? Он забыл эту книгу в лавке.
— Он на заднем дворе. Сейчас я его позову.
— Спасибо, но в этом нет необходимости, — сказала Ханна и быстро вышла, прежде чем продавец успел хоть что-то сказать.