– Если вы посидите здесь… – начала миссис Бентон.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился
Клинтон Фоули. Его глаза сверкали, лицо было искажено гневом. В руке он держал
лист бумаги.
– Все кончено, – заговорил Фоули. – Больше вам незачем
беспокоиться из-за собаки.
Помощник шерифа благодушно попыхивал сигарой.
– Я перестал о ней беспокоиться, поговорив с этой девушкой и
китайцем, – отозвался он. – Теперь нам нужно повидать Картрайта.
Фоули засмеялся. В его смехе звучали резкие металлические
нотки. Билл Пембертон вынул сигару изо рта и озадаченно нахмурился.
– Что-нибудь не так? – спросил он.
Клинтон Фоули выпрямился, стараясь держаться с достоинством.
– Кажется, – сказал он, – моя жена предпочла сбежать. Она
уехала с другим мужчиной.
Пембертон не произнес ни слова. Перри Мейсон стоял,
расставив ноги и переводя взгляд с Фоули на молодую экономку. Потом он
посмотрел на Пембертона.
– Возможно, джентльмены, вам будет интересно знать, –
продолжал Фоули с тяжеловесным достоинством человека, пытающегося скрыть свои
эмоции, – что объект ее привязанности, мужчина, заменивший меня в ее жизни, не
кто иной, как джентльмен, проживающий в соседнем доме, – наш почтенный мистер
Артур Картрайт, который поднял шум из-за воющей собаки с целью устроить мою
встречу с полицейскими властями, дабы он мог осуществить свой план побега с
моей женой.
– Ну, – вполголоса сказал Перри Мейсон Пембертону, – это
доказывает, что Картрайт не безумен, а, напротив, хитер, как лисица.
Фоули шагнул в комнату, сердито глядя на Мейсона.
– Довольно, сэр! – рявкнул он. – Вас здесь только терпят,
так что держите свои замечания при себе.
Перри Мейсон, не тронувшись с места, расправил плечи и
спокойно посмотрел на разъяренного собеседника.
– Я здесь для того, чтобы представлять своего клиента, –
медленно отозвался он. – Вы заявили, что он невменяем, и предложили
продемонстрировать доказательства. Я прибыл сюда проследить, чтобы его интересы
должным образом соблюдались. Так что вам не удастся взять меня на пушку.
Клинтон Фоули, по-видимому, окончательно утратил
самообладание. Он стиснул в кулак правую руку, его губы кривились и дрожали.
Билл Пембертон поспешно шагнул вперед.
– Ну-ну, – успокаивающе произнес он. – Давайте не будем
выходить из себя.
Фоули глубоко вздохнул, казалось с трудом удержавшись, чтобы
не ударить адвоката в челюсть.
Перри Мейсон не сдвинулся ни на дюйм.
Фоули медленно повернулся к Пембертону и сказал тихим,
сдавленным голосом:
– Неужели ничего нельзя сделать с этой свиньей? Мы не можем
добиться ордера на его арест?
– Думаю, вы можете, – ответил Пембертон. – Но для этого
нужно обратиться к окружному прокурору. Откуда вам известно, что ваша жена
убежала с Картрайтом?
– Она сообщила об этом в записке, – объяснил Фоули. –
Читайте.
Он сунул записку в руку Пембертона, отошел в дальний угол
комнаты, зажег дрожащей рукой сигару, потом вынул из кармана носовой платок и с
чувством высморкался.
Миссис Бентон оставалась в библиотеке, не извиняясь и не
объясняя своего присутствия. Дважды она бросала долгий взгляд на Клинтона
Фоули, но тот стоял спиной к ней, смотря в окно невидящими глазами.
Перри Мейсон подошел к Пембертону и заглянул ему через
плечо, когда тот разворачивал записку. Помощник шерифа повернулся так, чтобы
адвокат не мог прочитать текст, но Мейсон добродушно положил ему руку на плечо
и повернул к себе.
– Вы ведете себя не спортивно, – сказал он.
Пембертон не делал дальнейших попыток скрыть содержание
записки, и Перри Мейсон прочитал ее одновременно с ним.
Написанный чернилами текст гласил:
«Дорогой Клинтон!
Я решилась на это с величайшей неохотой, зная твою гордость
и нелюбовь к огласке. Постараюсь проделать все таким образом, чтобы причинить тебе
как можно меньше боли. В конце концов, ты был добр ко мне. Еще несколько лет
назад я искренне думала, что люблю тебя, но потом узнала, кто живет в соседнем
доме. Сначала я сердилась или думала, что сержусь. Он шпионил за мной с
биноклем. Мне следовало рассказать тебе, но что-то меня удерживало. Я хотела
повидать его и устроила встречу в твое отсутствие.
Больше нет смысла притворяться, Клинтон. Я не могу
оставаться с тобой, так как не люблю тебя – моя любовь была иллюзией, которая
исчезла.
Ты всего лишь большое привлекательное животное. Женщины
привлекают тебя, как мотылька – пламя. Я знаю о том, что происходило в этом
доме, и не виню тебя, так как не считаю виноватым, – ты просто не мог с собой
справиться. Но я твердо знаю, что больше тебя не люблю, да и вряд ли
когда-нибудь любила. Очевидно, все дело в гипнотическом обаянии, которое
безотказно действует на женщин. Как бы то ни было, Клинтон, я уезжаю с ним.
Я делаю это так, чтобы избавить тебя от огласки. Я даже не
сказала Телме Бентон, куда отправляюсь. Она только знает, что я взяла чемодан и
уехала. Можешь сообщить ей, что я в гостях у родственников. Если ты сам не
предашь мой отъезд огласке, то я тем более.
По-своему ты был добр ко мне – старался удовлетворить все
мои материальные потребности. Единственное, чего ты не мог мне дать, – это
любовь и верность настоящего мужчины. Только он в состоянии избавить мою душу
от этой жажды, поэтому я уезжаю с ним и знаю, что буду счастлива.
Пожалуйста, постарайся меня простить. Поверь, я искренне желаю
тебе добра.
Эвелин».
– Она не называет фамилии Картрайт, – негромко заметил
Мейсон.
– Да, – сказал Пембертон, – но она упоминает его как
живущего в соседнем доме.
– И в письме есть еще кое-что… – так же тихо добавил Мейсон.
Но в этот момент Фоули внезапно повернулся к ним. Поразившее
его горе, казалось, исчезло бесследно – в голосе и поведении чувствовался
холодный и целеустремленный гнев.
– Слушайте, – начал он. – Я состоятельный человек и готов
истратить все до последнего цента, чтобы призвать к ответу этого негодяя. Он
безумен, и моя жена тоже. Они оба помешались. Этот человек разрушил мою семью –
он обвинил меня в правонарушении, завлек в ловушку, предал и, клянусь богом,
заплатит за это! Я хочу, чтобы вы поймали его и обвинили во всем, в чем только
сможете, – в нарушении постановлений, в незаконном пересечении границ штата, в
чем угодно. Не жалейте расходов – я оплачу любые счета.