– Возможно, хотя сомнительно. Он не очень
любил тратить время на смычки. Но ты и без меня знаешь. Этот смычок он мог
сделать, мог, и, разумеется, ты узнаешь материал. – Он снова улыбнулся,
как-то по-свойски и слегка удивленно.
– Разве? Мне кажется, что нет, –
сказала я. – Из чего он сделан? – Я дотронулась до длинного широкого
смычка. – Какой широкий! Гораздо шире, чем наши современные смычки.
– Для извлечения более тонкого
звука, – пояснил он, разглядывая смычок. – А ты, оказывается,
наблюдательна.
– Но это же очевидно. Любой бы заметил.
Уверена, что публика в часовне тоже обратила внимание на то, что смычок
необычно широкий.
– Не будь столь уверена. А ты знаешь,
почему он такой широкий?
– Чтобы конский волос не дотрагивался до
древесины – тогда можно играть более резко.
– Резко, – повторил он с
улыбкой. – Резко. Я никогда об этом не думал.
– Ты часто сильно ударяешь по струнам.
Для таких аккордов нужен слегка вогнутый смычок – разве нет? А что это за
древесина? Какая-то особая. Не могу вспомнить. А ведь когда-то я знала эти
вещи. Ответь.
– С удовольствием, – ответил
он. – Мастера я не знаю, зато материал мне известен с тех времен, когда я
еще был жив. Он называется фернамбук. – Призрак внимательно посмотрел на меня,
словно ожидая реакции. – Что-нибудь вспоминается?
– Так, что такое фернамбук, я не…
– Он растет в Бразилии. И в те времена,
когда изготовили этот смычок, фернамбук доставлялся только из Бразилии.
Я посмотрела на него немигающим взглядом.
– Ах да.
Внезапно передо мной возникло море, блестящее
сверкающее, залитое лунным светом. А потом появились огромные волны. Картина
была такой ясной, что вытеснила его, но тут я почувствовала, как он положил
руку на мою. И я увидела его. Увидела скрипку.
– Неужели не помнишь? Подумай.
– О чем? – спросила я. – Я вижу
берег, вижу океан, вижу волны.
– Ты видишь город, где, как сообщила тебе
Сьюзен, во второй раз родился твой ребенок, – резко сказал он.
– Бразилия… – Я подняла на него
взгляд. – В Рио, в Бразилии, ну да, именно так написала Сьюзен в своем
письме. Лили стала…
– Музыкантом в Бразилии – именно тем, кем
ты всегда стремилась быть, музыкантом, помнишь? Лили реинкарнировала в
Бразилии.
– Я же сказала, что выбросила письмо. Я
никогда не видела Бразилию. Почему ты хочешь, чтобы я ее видела?
– Не хочу! – сказал он.
– Нет, хочешь.
– Неправда.
– Тогда почему я ее вижу? Почему ты
будишь меня, стоит мне увидеть воду и пляж? Зачем они мне снились? Почему я
только что их видела? Я ведь не вспомнила слова Сьюзен. Я не знала, что такое
«фернамбук». Я никогда не бывала…
– Ты снова лжешь, но в том нет твоей
вины, – сказал он. – Ты на самом деле ничего не знаешь. В твоей
памяти есть несколько милосердных разрывов или мест, где нить слишком тонкая.
Святой Себастьян – покровитель Бразилии.
Он взглянул на итальянский шедевр Карла –
изображение святого Себастьяна, висевшее над камином.
– Помнишь, Карл хотел поехать завершить
свою работу над святым Себастьяном, собрать его португальские изображения,
которые, как он знал, там есть, а ты сказала, что предпочла бы никуда не
уезжать.
Я ничего не ответила – так мне было больно. Я
действительно так сказала Карлу и разочаровала его. А позже он так и не смог
найти силы, чтобы совершить поездку.
– Естественно, ты винишь себя, – вновь
заговорил скрипач. – Ты не хотела ехать потому, что именно это место
Сьюзен упомянула в своем письме.
– Не помню.
– Помнишь, конечно, – иначе я бы не
знал об этом.
– У меня нет никаких ассоциаций с
морскими волнами и пляжем Бразилии. Тебе придется отыскать какую-нибудь особую
деталь. Или отрешиться самому от этой картины, раз ты не хочешь, чтобы я ее
видела, а это может означать только, что…
– Прекрати свой глупый анализ.
Я отпрянула. Боль на секунду победила. Я не
могла вымолвить ни слова. Карл действительно хотел отправиться в Рио, и много
раз в юности я тоже хотела уехать – к югу от Бразилии, в Боливию, Чили и Перу,
в далекие и таинственные страны. Сьюзен писала в своем послании, что Лили
возродилась в Рио… да-да, была там еще какая-то подробность, какая-то деталь…
– Девочки, – напомнил он.
Я вспомнила. В нашем доме в Беркли, в квартире
над Сьюзен, жила красивая бразильянка с двумя дочерьми; уезжая, они сказали:
«Лили, мы никогда тебя не забудем». Университетская семья из Бразилии. Там их
было несколько. Я отправилась в банк, наменяла серебряных долларов и дала по
пять монет красивым девочкам с гортанной речью… ну да, именно с этим акцентом
говорили девушки во сне! Я посмотрела на него. Язык, на котором говорили в
мраморном дворце, – португальский.
Он в ярости вскочил, потянув за собою скрипку.
– Поддайся чувству, выстрадай его! Почему
ты сопротивляешься? Ты подарила им серебряные доллары, а они поцеловали Лили.
Они знали, что она умирает, но ты думала, что Лили не догадывается об этом. И
только после смерти Лили ее подруга, ее подруга Сьюзен, относившаяся к ней
по-матерински, сказала тебе, что Лили с самого начала знала, что умрет.
– Я не стану это терпеть, клянусь, не
стану. – Я поднялась из-за стола. – Прежде чем позволить тебе так
обращаться со мной, я проведу обряд изгнания, словно ты обычный ничтожный
демон.
– Проведи этот обряд над собой.
– Ты зашел слишком далеко, слишком, и ты
преследуешь какие-то свои собственные цели. Я не забыла свою дочь. Этого
достаточно. Я…
– Что? Лежишь рядом с ней в воображаемой
могиле? Как, по-твоему, выглядит моя могила?
– Разве она у тебя есть?
– Не знаю. Я никогда ее не искал. К тому
же они ни за что не решились бы придать меня священной земле или поставить мне
могильный камень.
– Ты выглядишь таким же печальным и сломленным,
как я.
– Еще чего, – сказал он.
– Мы с тобой еще та парочка.
Он попятился, будто испугался меня, и прижал
скрипку к груди.